Капитан Михалис - [108]

Шрифт
Интервал

Семь капитанов должны были стать кумовьями, каждый явился с отборной свитой. Сиезасыр собирался произнести речь. Из всех близлежащих деревень тянулись люди – увидеть своими глазами, как обращают в православную веру жену покойного Нури-бея. Добрый знак: в лице Эмине словно сама Турция переходила в христианство и на том заканчивались мучения Крита. Все оберегали Эмине, любовались ее красотой, а она с улыбкой принимала дань поклонения. Но душой была высоко в горах. Поэтому, когда кира Хрисанфи, будущая золовка, давала ей наставления в новой вере, черкешенка вспыхивала от гнева.

Как-то вечером богобоязненная старая дева расселась на диване и принялась рассказывать Эмине о житии святых, об их постах, о сидении в грязи, о муках и долготерпении: их бьют по одной щеке, а они подставляют другую.

– Как же так, – возразила Эмине. – Ведь ваши мужчины все христиане… Почему же, когда султан дает им пощечину, они стараются выцарапать ему глаза?

– Это другое дело, – отвечала обескураженная кира Хрисанфи, – совсем другое дело… То, о чем ты говоришь, – это родина, а я говорю о вере, понятно?

Но черкешенке было непонятно, хотя она не очень-то расстраивалась по этому поводу.

– Одно скажу: я окрещусь, приму омовение, но, если кто-нибудь, кто придется мне не по нраву, протянет ко мне руку, я выцарапаю ему глаза. И пускай после моей смерти Христос делает со мной что хочет. А пока я жива, не дам себя в обиду.

И вот сидит вечером Эмине у окна и дожидается своего милого с капитанского совета старейшин. Она вымыла голову, расчесала волосы, подвела брови. Как ей хотелось пойти с ним, посмотреть на тех прославленных капитанов, рассевшихся в ряд, точно орлы под скалами! Как хотелось одним глазком увидеть свирепого капитана Михалиса. Когда Эмине о нем вспоминала, грудь ее вздымалась. Ну почему она все время о нем думает, что в нем нашла? Он же не человек, а зверь, неукротимый и жестокий. На что он ей! Эмине порой ненавидела его, кажется, руки бы ему отрубила, чтоб не осталось в нем ни капли сил! Правильно сделала она, избрав капитана Поликсингиса, такого ласкового, сладкоречивого… И все-таки чего бы она не отдала, лишь бы увидеть его, капитана Михалиса!

Так думала Эмине, опершись на подоконник. В этот вечер ее миндалевидные глаза были прикованы к порозовевшей вершине Селены. О Нури-бее она совсем позабыла, как будто и не было его никогда, как будто и не раскрывала она ему своих объятий. Точно так же она не помнила старого придурковатого пашу, купившего ее у отца. Отец только тем и жил: плодил дочек-красавиц, кормил их, лелеял и продавал. Выкинула из головы и того безусого черкеса, что однажды в летнюю ночь подстерег ее среди высоких подсолнухов! Сперва ей показалось, что он хочет ее зарезать, и она стала вырываться. Но ведь не зарезал… А когда она ответила на объятия, наклонился к самому ее лицу и улыбнулся.

– Как тебя зовут? – спросила она.

Он назвал свое имя, но разве она помнит его? Много мужчин прошло через ее объятия и кануло в вечность. Вот наступил черед капитана Поликсингиса, пока она с ним, но – надо же! – собираясь за него замуж, уже чувствует, как отдаляется от него, а на горизонте светят ей маяком другие глаза.

Кира Хрисанфи закончила уборку, подошла и села рядом с Эмине. Вчера она не успела рассказать ей о житии святого Иоанна Каливитского. Остановилась на том месте, когда святой, обессиленный молитвами и постом, через сорок лет возвратился в отчий дом и постучался в дверь. Открыла ему мать. Не узнала, дала кусок черствого хлеба.

– Мне не нужен хлеб, – сказал он, – мне нужно пристанище. У тебя во дворе хочу умереть…

Эмине раздраженно вскочила и забегала по комнате. Она думает о мужчинах, о восстании, а эта чертова старая дева забивает ей голову своими святыми!

– Хватит, не могу больше! – крикнула она. – Зажги лампу!

– Не тревожься, дитя мое, – неверно истолковала ее волнение кира Хрисанфи, – где бы он ни был – непременно придет сюда. Разве может он долго быть вдали от тебя? Мне кажется, я даже слышу, как ржет его конь!

Кира Хрисанфи очень остро ощущала свое родство с братом, будто они до сих пор лежали, свернувшись клубочком, в лоне матери. Поэтому и на Эмине она смотрела с какой-то страстью, будто сама была мужчиной. А когда видела, как брат, обняв Эмине за талию, ведет ее к себе в комнату и запирает дверь, валилась на кровать, изнемогая от счастья.

Эмине, высунувшись из окна, прислушалась. Конь заржал во второй раз, но уже дальше, тише. В домах зажглись лампы. Мальчишек и собак на улице след простыл, крестьяне ужинали. Шаловливая вечерняя звезда задержалась на миг на вершине Селены, лукаво взглянула на сидящую у окна Эмине и покатилась вниз.


В это время капитан Михалис спускался с горы, направляясь в Петрокефало. И на душе у него тоже было неспокойно. «Как же ты станешь сражаться за свободу, когда в сердце у тебя сидит раб? – мысленно обращался он к себе. – Язык говорит одно, руки делают другое, а сердце требует третьего! Ты лжец, капитан Михалис, делаешь вид, будто бы убиваешься из-за Крита! А в тебе угнездился бес и командует тобою! Даже если тебя убьют, даже если ты возьмешь штурмом Мегалокастро и освободишь Крит, все равно останешься подлецом. Потому что другого желает твоя душа, на другое устремлены мысли!»


Еще от автора Никос Казандзакис
Христа распинают вновь

Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.


Невероятные похождения Алексиса Зорбаса

Творческое наследие Никоса Казандзакиса (1883–1957) – писателя, поэта, драматурга, эссеиста, исследователя и переводчика – по праву считается одним из наиболее значительных вкладов в литературу XX века. Родная Греция неоднократно предоставляла писателю возможность испытать себя и вплотную соприкоснуться с самыми разными проявлениями человеческого духа. Эта многогранность нашла блистательное отражение в романе о похождениях грека Алексиса Зорбаса, вышедшем в 1943 году, экранизированном в 1964-м (три «Оскара» в 1965-м) и сразу же поставившем своего создателя в ряд крупнейших романистов мира.


Последнее искушение Христа

«Последнее искушение Христа» — роман греческого писателя Никоса Казандзакиса, который принес его автору всемирную известность. Впоследствии американский режиссёр Мартин Скорсезе снял по этому роману фильм, также ставший заметным событием в культуре XX века.


Последнее искушение

Эта книга не жизнеописание, но исповедь человека борющегося. Выпустив ее в свет, я исполнил свой долг — долг человека, который много боролся, испытал в жизни много горестей и много надеялся. Я уверен, что каждый свободный человек, прочтя эту исполненную любви книгу, полюбит Христа еще сильнее и искреннее, чем прежде.Н. Казандзакис.


Грек Зорба

Писатель, от лица которого ведётся повествование, решает в корне изменить свою жизнь и стать человеком действия. Он арендует угольное месторождение на Крите и отправляется туда заниматься `настоящим делом`. Судьба не приносит ему успеха в бизнесе, не способствует осуществлению идеалистических планов, но дарует нечто большее. Судьба даёт ему в напарники Зорбу.`Грек Зорба` — роман увлекательный, смешной и грустный, глубокий и тонкий. Мы встретимся с совершенно невероятным персонажем — редчайшим среди людей, живущих на Земле.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.