Капитан - [44]

Зной, духота, жара, к котлам и печам не подойти. Вытяжную и вдувную вентиляцию включать просто нет смысла.

Единственное, что более или менее спасает — душ, да и то помогает мало, так как температура воды за бортом двадцать восемь градусов по Цельсию. Но коки ничего, держатся. Даже улыбаются. Однажды, во время снятия пробы пищи, я предложил установить вахту по два часа, но моряки только улыбнулись:

— Ничего, товарищ лейтенант, это не самое худшее, выдюжим.

Мы посмотрели друг на друга, улыбнулись понимающе и пошли заниматься своими делами: я докладывать командиру о готовности обеда, коки — к котлам и плитам.

Вчера вечером чуть не объявили пожарную тревогу.

Во время стоянки в Африке мичман Колесов купил тигровую мазь. Хранил до очередного приступа радикулита. Тот не заставил себя долго ждать. Колесов всей пятерней стал растирать мазь по спине. В это время по коридору отсека шел Бобровский, он-то и услышал захлебывающийся визг:

— Горить!.. Горить!..

Где горит? Что горит? Крики слышны из каюты Колесова. Толкнул дверь — закрыто. Вышиб плечом. На койке корчится мичман и блажит дурным голосом:

— Ой, ой! Не могу! Горить!.. Горить!.. Ой, горить!..

Оказалось, спина горит. Петя тут же его «пожарником» и окрестил.

Все идет нормально: служба делает свое дело, никаких жалоб на питание, работают сапожная и портновская мастерские, парикмахерская. Почти уверенно чувствую себя в роли вахтенного офицера. Но напряжение есть. С подъема до отбоя. Внутреннее беспокойство вошло в меня со шмякающими ударами коробов с мороженой рыбой, выбрасываемых в волны Восточно-Китайского моря, и поселилось в душе прочно — похоже, до конца похода. И хотя капитан-лейтенант Вересов утверждает, что все будет нормально, «по нулям», от этого легче не становится. Шутка ли — столько рыбы загублено.

Вот почему после того злополучного дня, когда мичман Бобровский ворвался в мою каюту без своей амбарной книги, скрупулезно слежу за книгой расхода продовольствия. Постепенно остаток свежей рыбы растворяется в набегающих сутодачах, но червь сомнения точит душу. Поймут ли моряки, не обижены ли питанием? Каждый день, хотя и не обязан это делать, обхожу весь корабль во время приема пищи. Везде слышно одно: «Нормалек». От этого становится немного легче, но стоит остаться одному, как приходят сомнения. Прав ли? Имею ли право поступать таким образом — использовать жару для погашения чужих ошибок? И вот настал внутренне желанный день. На плавбазе «Амгунь» по книгам учета не осталось ни одного килограмма свежемороженой рыбы. Вересов по такому поводу пошутил в кают-компании:

— Товарищи офицеры, сегодня экипаж доел последний килограмм мороженой рыбы, пора либо переходить на консервы, либо ловить с юта на ходу свежую.

Все понимающе улыбнулись и с сожалением посмотрели на меня. Несмотря на то что тетрадь у нас все вроде бы сходилось, спокойствия не было. А вдруг что-то не учитываю, вдруг чего-то не догрузили, вдруг при проверке обнаружится недостача или избыток?

Устраивать подсчет и перевешивать сейчас немыслимо — кладовые все еще основательно забиты. Поэтому стараемся следить, чтобы все шло по закону: положено — отдай. И только после ревизии немного успокоился. Командир назначил комиссию — проверить состояние дел в службе снабжения. Председатель комиссии капитан Гребенюк — начальник с медслужбы корабля. Высокий человек с четко очерченным носом и тонкими губами, Основателен, в движениях быстр, ходит стремительно. Санчасть содержит в идеальном порядке. Все время копается в оборудовании, что-то совершенствует. Еще находясь в заводе, насобирал кучу всевозможных агрегатов, аппаратов, механизмов. Сейчас в походе потихоньку устанавливает их «для использования в оздоровлении личного состава». Человек по натуре веселый, но в работе — сама сосредоточенность.

Так же основательно, как и за свое заведование, принялся за ревизию службы снабжения. Я, честно говоря, в душе побаивался, хотя каюты наши рядом, и мы часто коротаем вечера.

Четыре дня шла проверка, четыре дня Бобровский был сама предупредительность. Но постепенно, когда становилось ясно, что в целом за службой особой недостачи нет, его плечи разворачивались все шире и шире, а голос делался громче. Когда был готов акт проверки, согласно которому на корабле в излишестве оказалось несколько тонн муки (уже оформленной как сэкономленный продукт) и не хватало четырех килограммов мяса, он совсем развеселился. Хвалил себя везде, где мог. В конце концов помощник командира не выдержал и напомнил:

— Подожди, придем на базу, там еще проверочка будет.

Но Бобровский парировал:

— После Гребенюка мне личный ревизор адмирала флота не страшен.

И протопал на ют, смешно косолапя загорелыми ногами.

Лежим в дрейфе. Заправляемся с танкера. На горизонте сначала появился дымок, потом дым, чуть позже контуры корабля. Быстро сокращается расстояние. И вот уже виден идущий полным ходом гражданский танкер. Из суперогромных. Идет со стороны солнца, поэтому флага пока не разглядеть. Вдруг чей-то возглас:

— Ребята, наш!

И точно, на полном ходу проходит мимо советский танкер современнейшей конструкции, водоизмещением тысяч восемьдесят. Красота! На корме родной флаг, своя «советская труба».