Капитан - [30]

— Ознакомьтесь с этим, лейтенант, и примите нужные меры.

Наученный Вересовым строить служебные отношения с офицерами походного штаба, я демонстративно прошу у него разрешения обратиться к командиру. После адмиральского «добро» с невинной физиономией уточняю:

— Товарищ командир, указание товарища адмирала следует воспринимать как ваш приказ?

Командир сначала не понял, потом в его глазах заиграла довольная смешинка, и он добродушно изрек:

— Безусловно!

Поворачиваюсь к адмиралу и беру у него радиограмму. Сомов смотрит на меня с недоумением, потом улыбается:

— Ну и ну! Андрей Андреевич, и нахальные же ребятишки у тебя служат. Откуда таких выпускают? Адмирала побоку, главное — командир. Ну и дела! Из студентов, наверное? — обращаясь уже ко мне, спрашивает он.

— Так точно! Студент.

— А впрочем, правильно! — вдруг серьезно резюмировал он. — Командир есть командир!

Я пробежал глазами текст радиограммы: «Хлеба, хлеба, хлеба и зрелищ» — и выжидающе посмотрел на адмирала. Уловив в моих глазах вопрос, он пояснил ситуацию:

— У нас на лодках ребята тоже с юмором служат. Завтра будет встреча с одной лодкой. У них неделю назад закончился хлеб, на галетах и печенье сидят. Потому так лаконично и выражаются. Сегодня испеките хлеба из расчета, чтобы они могли с собой взять. Сколько вы можете за тридцать шесть часов испечь хлеба? После моего доклада он удовлетворенно кивает головой:

— Вполне достаточно! Кроме хлеба выдайте все, что им положено. Все понятно?

— Все!

— Тогда добро, свободны.

Через час совещание с офицерами проводил старпом:

— Товарищи, завтра встреча с мастерами торпедных ударов. Передадим им топливо и другие необходимые материалы. Торпеды — не будем. Вересову продумать систему загрузки с двух кранов и скоординировать действия всех служб и подразделений. Передадим им все, что положено. Они скоро пойдут домой.

Я с восьми до двенадцати на вахте. Прекрасная погода, почти полный штиль, чуть-чуть тянет ветерком, пока не жарко. В десять часов на мостике появился адмирал, спросил, когда была связь с лодкой, потом поинтересовался:

— Давно ли сдал на допуск на самостоятельное несение вахты?

— Не очень, — ответил я не по-уставному.

— Нравится?

— Лучше, чем интендантством заниматься!

Адмирал снял солнцезащитные очки, внимательно посмотрел на меня, а потом, медленно подбирая слова, стал размышлять:

— А вот это ты, лейтенант, зря! За хорошего снабженца я, не задумываясь, трех вахтенных офицеров сменяю да еще и коньяк поставлю. Потому как снабжение в армии вещь великая, а на флоте и того больше. Не буду тебе прописные истины втолковывать насчет важности хорошего харча. Скажу о другом. Вот ты со своей службой несколько дней назад испорченную рыбу выбрасывал. Сложно тебя винить в том, потому что не научили тебя, что в такие походы нельзя брать рыбу. Консервы получать надо. Но консервы находятся на другом складе, гораздо дальше от места загрузки. Снег, метель, машины идут тяжело. Вот нам и дали рыбку. Мне не до продуктов было, командиру тоже, а ты по неопытности даже не задумался об этом. Но я не про это… Думаешь, не знал начпрод соединения, когда подписывал бумаги о загрузке? Знал, — отвечая самому себе, с озлоблением произнес он. — Знал, что рано или поздно выбросишь эту рыбу, но загрузил и доложил об успешной погрузке. И самое обидное, что я его официально за жабры не могу взять. Мне тут же скажут: а куда сами смотрели? Так что учись, Сергеев, запоминай! Думаю, что после этого похода на порядок выше многих береговиков будешь, потому что море учит гораздо быстрее и лучше, чем берег.

Мы стояли на правом крыле мостика, плавбаза шла постоянным курсом. Командир, видя, что адмирал разговорился, не перебивал его и не отвлекал, но я чувствовал себя неудобно — все-таки на вахте. Адмирал заметил мое беспокойство.

— Андрей Андреевич, — обратился он к командиру, — ты не против, если я, пользуясь случаем, лейтенанта жизни поучу?

И, не дожидаясь ответа, снова повернулся ко мне:

— Важно, чтобы из этого похода ты честным человеком вернулся, чтобы не научился разные там делишки обделывать… Обидно, когда мы большие дела делаем, а какая-то гниль может использовать это в личных целях. Безжалостно таких расстреливал бы! — глаза его злобно сверкнули.

— И еще, если будет заход в иностранный порт, то на нашем борту будут жить подводники. Двое командиров — ребята нормальные, но третий люто снабженцев ненавидит. Впрочем, не без оснований… Так он в первый же день тебе руки начнет выламывать. Ты его просто пошли ко мне, а я ему все объясню.

Заметив, что ближе к полудню на верхней палубе моряков становится все больше и больше, он улыбнулся:

— Надеются лодку заметить. Но я больше чем уверен, что этот анархист Соколов, — и он улыбнулся, — всплывет в пяти кабельтовых по левому борту. Не дальше.

Адмирал как в воду глядел. В двенадцать часов, когда я уже сдал вахту старшему лейтенанту Иванову, но еще не успел уйти с мостика, раздался доклад сигнальщика: «Цель — слева, десять, дистанция три кабельтовых, цель — подводная лодка!» и крики: «смотрите! смотрите!» Слева по курсу из нежно-голубоватой воды начала выпячиваться темная рубка. За нею тянулся далеко видный пенный след. Рубка быстро росла, и вот уже показался длинный хищный корпус с яркими пятнами сурика на зловеще черных бортах.