Капитан Френч, или Поиски рая - [116]

Чего же я, в конце концов, боялся? Лишь одного: что за тридцать или сорок лет ей встретится мужчина более достойный, способный оценить ее и привязать к себе навеки. Навеки! Или на очень долгий срок, что для меня, скитальца и кочевника, равнялось вечности. Я был готов смириться с эпизодическими связями; с физиологией не поспоришь, и всякому нужна разрядка. Конечно, есть препараты, снимающие сексуальный жар, есть нейроклипы и программируемые сновидения; я сам прибегал к этим средствам, когда становилось невмоготу. Но лучший метод — традиционный. Пусть без особой любви, без нежности, без тепла, зато без химии и гипноза. Добрый старый способ… Если бы Шандра прибегла к нему, я даже не счел бы это изменой.

Нет, другое пугало меня! Я страдал и терзался, мучимый смутными видениями, призраками, что грозили отнять мою Шандру, едва я покину ее. Вот он, мой недруг, мой соперник, ненавистный белокурый принц! Нежный и ласковый, умный и властный, пылкий и романтичный… Кладезь всех мужских достоинств… Квинтэссенция мужества… Мечта одиноких женщин…

О, если б я мог отыскать Рай! Такое место, где Шандра была бы счастлива и где мужчины не слишком интересовались бы ею! Я не хочу сказать, что все они там святые или бесполые ангелы, но все же… В Раю не принято отнимать чужих жен. Мы совершили первый прыжок, затем второй и третий, оказавшись на дальних подступах к системе Пойтекса. Шандра, хоть и отягощенная своими думами, была, однако, ровной и спокойной, и я не слышал от нее упреков. Временами это тревожило меня; было бы легче, если б она закричала, заплакала или вступила со мною в спор. Но нет! Она ушла в себя, пытаясь разрешить проблему, которую я полагал неразрешимой. Мы были по-прежнему ласковы друг с другом, но кое-что в ее поведении изменилось — она не угрожала укусить меня, когда я впадал в дидактический тон. Огромная потеря! Ее шутливые угрозы воспринимались мной как знак доверия и любви, и вот их не стало… Надолго ли? Навсегда? Как-то раз она влетела в рубку с сияющим лицом. Я стоял у мониторов, беседуя с “Цирцеей”; мы разрабатывали касавшиеся Пойтекса прогнозы, подкрепленные обрывками радиопередач, которые уже улавливал наш приемник. Судя по всему, планета пребывала в мире; фракции конгресса бились лишь у микрофонов, без членовредительства и драк, число бастующих не достигало критической черты, союз неистовых матерей был в оппозиции, и за ним, а также за деклассированными и остальным подрывным элементом бдительно следила Служба Ленсме-нов. Она выполняет на Пойтексе множество функций, от полицейских до таможенных, и дня через три я рассчитывал связаться с ее терминалом и доложить о своем прибытии. Шандра бросилась ко мне, заслонив мелькающие на экранах строчки и колонки цифр.

— Грэм! Я прочитала, что женщина может иметь детей с разными хромосомными наборами! То есть оба они — ее потомки и дети ее супруга, но в генетическом смысле они не являются родственниками. Это правда?

Несколько удивленный ее горячностью, я кивнул.

— Правда. Такие способы существуют. Их разработали там, где увлекаются генетикой, — например, на Тритоне и в Мире Аткинсона. Но это не простая штука! Есть ряд методик замещения хромосом в зиготе, после чего…

Она прервала меня, нетерпеливо взмахнув рукой.

— Но все-таки это возможно? Выносить двух детей, мальчика и девочку, которые не будут кровными родственниками? И смогут вступить в брачный союз? Тут я догадался, к чему она клонит. Это была бесперспективная мысль — не потому, что на “Цирцее” не имелось средств для тончайших хромосомных операций, но по другим причинам. В конце концов, оборудование можно купить или отправиться в тот же Мир Аткинсона, где умели делать подобные вещи, но все это — паллиатив, а не решение проблемы. Пусть нашим потомкам, воспитанным на корабле, не надо искать возлюбленных, пусть они могут вступить в брачный союз, как полагала Шандра, — и что же дальше? Дальше случится то, о чем я уже говорил, описывая ситуацию под вторым номером: мы придем к тому, с чего начали. Даже к более худшему! Ведь, кроме генетических аспектов, была еще и психология.

Я обнял Шандру.

— Милая, представь себе, что катастрофы на Мерфи не случилось, что твой отец и твоя мать живут в покое и согласии и что со временем у них родился сын. Твой брат. Предположим, его зиготу прооперировали, и в генетическом смысле он — не твой родственник. Но вы росли и воспитывались вместе, и ты абсолютно точно знаешь, что он явился на свет из чрева твоей матери и при участии твоего отца. Как ты будешь к нему относиться? Как к брату? Или как к партнеру по сексуальным играм? И если б даже вы этим занялись, не будет ли вас преследовать чувство вины? Чувство, что вы свершили что-то недозволенное? Что все случившееся надо держать в тайне? И эта гнусная тайна будет преследовать вас всю жизнь… всю вашу долгую-долгую жизнь…

Она поняла. Она вдруг обмякла в моих объятиях, всхлипнула и залилась слезами. Контраст был шокирующий — до сих пор я не видел ее слез, вызванных не радостью, не восхищением, а горем. Это были ужасные, мучительные рыдания, стон обессилевшей души, и, прижимая ее к себе, я подумал, что так плачут не женщины, мужчины. Мужчины, которым слезы не приносят облегчения.