Капитан флагмана - [90]

Пять кругов. Семь. Двенадцать… Василь Скиба крикнул своей погонщице, чтобы остановилась.

– Дай коням передохнуть.

Он все время без рубашки. Тарас тоже сбросил. Солнце начинало припекать. Хоть бы ветерок откуда-нибудь. Нет, вокруг не шелохнет. Только оводы то и дело пристают – то к лошадям, то к погонычу, то к взмокшему косарю.

А усталость уже дает себя знать. Начинает ломить поясницу. Когда выпадает особенно тяжелый валок, перед глазами вспыхивают оранжевые круги. Соленый пот катится по лицу. И даже в ногах, упирающихся в перекладину, дрожь.

Погоныч, мальчишка с лицом в крупных веснушках, не очень внимателен. Иногда захватывает чуть ли не всю ширину косилки, и тогда жатка начинает стрекотать с глухой натугой, и кажется, нож вот-вот не выдержит, лопнет. Мальчишка тоже чувствовал перегрузку и принимался ругать лошадей.

– Щоб вы булы здохлы, кляти! – Он тянет левую вожжу, и косилка начинает стрекотать легко, захватывает уже не три четверти, как положено, а всего половину.

– Ровнее держи, рыжий чертенок!

У лошадей бока в белесоватых пятнах. Кнут оставляет на этих пятнах темный, почти черный, похожий на штрих толстого плотничьего карандаша, след.

На одном из поворотов подошел бригадир. Остановил косилки. Потер пучком соломы бока и спину крайней буланой. Спросил:

– Может, сменить?

Тарас отрицательно покачал головой, вынул из кармана побуревший от пота и пыли носовой платок, вытер лоб и лицо.

– Гляди, ухайдакает тебя этот Василь Скиба. Он крепкий, дьявол!

– Не ухайдакает, – со злым упрямством ответил Тарас, в душе радуясь этой короткой передышке.

Девушка посмотрела на Тараса, и глаза ее засмеялись. Бригадир заметил этот взгляд и бросил с напускной строгостью:

– Ты не очень-то, Валентина.

– Что «не очень-то», – огрызнулась девушка.

– Не очень, говорю, зыркай. Мало того что впереди у него этот Василь со своей дурной славой, так ты еще со своими глазищами. Доконаете парня вдвоем.

Она фыркнула, отвернулась. Потом глянула на Тараса оценивающим взглядом и, легко соскочив с сидения, стала возиться с постромкой.

– Как бы он моею Василя не ухайдакал – этот студент ваш. Ты, бригадир, на его валки посмотри. Копыци, а не валки. Если погоныч и дальше так загребать станет…

– Смотри у меня, – помахал пальцем в сторону погоныча бригадир. – Загонишь лошадей – голову оторву.

…Др-р-рын! Снял трубку.

– Взбунтовался?.. А ты попробуй с ним – по-человечески. «Нет времени с каждым психологию разводить»?.. А ты после работы останься, я скажу, чтоб тебе сверхурочные выписали… Цех – не батальон, участок – не рота. Погонять и рыжий дурак может… Почему рыжий?.. Ну, конопатый пускай, если такой тебе больше нравится.

…Стрекочет и стрекочет лобогрейка… Правильное название.

Разве представлял он себе тогда, что этот Скиба будет командовать крупным партизанским отрядом и поможет ему, Бунчужному, с горсткой людей, что осталась от сводного полка, выйти из окружения. А после войны придет на судостроительный с тремя орденами Славы на гимнастерке, с медалями – не счесть, попросится на работу и станет лучшим бригадиром судосборщиков. А разве думал он тогда, выжимая из себя последние силы на той лобогрейке, что эта девушка-погоныч станет его женой? Не думал.

…Вечером встретились «на посиделках». У пруда. Ломило поясницу. Все тело как побитое. И так спать хотелось, что, кажется, ляг он не то что в постель, а в борону, вверх зубьями брошенную, все равно заснет как убитый. Окатил себя ледяной водой, переоделся и пошел. Пошел, чтобы та девчонка не подумала, будто его, студента, все же ухайдакали.

У нее было тонкое смуглое лицо. И фигура была тонкая, гибкая, перехваченная в талии простеньким клеенчатым пояском с широкой пряжкой. В первый же вечер узнал, что она закончила педагогическое училище и будет работать в школе в своем Заозерном. Они были вместе весь вечер. На следующий день опять – лобогрейка. Он уже знал, как надо орудовать вилами, чтобы уставать меньше, и после работы не чувствовал такой ломоты, как вчера. Вечером они встретились на том же месте. Уже луна выкатилась и развернулась во всю свою медную гладь, когда его отозвал Василь Скиба и сказал, что заозерским парням не нравится ухаживание студента за их девушкой и что они решили его проучить.

– Как это у вас делается? – спросил Тарас.

– Что? – не понял Скиба.

– Как учат, спрашиваю?

– Очень просто. Так отлупцують – родная мать не узнает.

«…Как же это она смогла, Галинка, – родную мать?»

Вз-зык!..

– Бунчужный… Не смогу… Очень просто, надо было поставить в известность загодя… Нет, не смогу… Я с Ватажковым сам поговорю, пускай разберется, кто у него там путает.

«…Что же это я пропустил? Где? Когда? Чего недосмотрел? Ведь она всегда была такой нежной, ласковой. Как же она смогла – родную мать?»

«…Родная мать не узнает…» Традиции, черт бы их побрал. Поинтересовался:

– А как они будут лупцевать: скопом или по очереди?

– Скопом.

– Тогда пускай не обижаются, если кого-нибудь до смерти пришибу. Хотя бы вот этим прутком, – наклонился, поднял стальной граненый пруток. – Этим если умеючи по лбу хватить, всю кожу на затылок своротит. Никакой доктор потом не заштопает.