Капитан флагмана - [82]

– И под нами – тоже, – сказал Бунчужный.

– Не понимаю, – повернулся к нему Ватажков.

– Я об этом кургане. Ты знаешь, сколько в нем земли? И какой. Ее ведь не бульдозерами заготавливали. Не самосвалами сюда возили. Брали ее, голубушку, прямо с поверхности, чистый чернозем, и сюда волокли кто в шапке, кто в подоле, кто в торбе простой.

– Так вот для чего ты меня сюда приволок, – улыбнулся Ватажков.

– Нужно решение облисполкома, потом Верховного Совета. С археологами связаться. Кто знает, какое добро в этой могиле захоронено. Может, ему и цены нет. А мы поможем. Условия «джентльменские»: землю нам, а бесценные сокровища – им, для музеев. Мы прикинули уже: три-четыре таких кургана – и в «Благодатном» вся площадь под парк будет обеспечена. Парк вырастим не хуже асканийского ботанического сада.

– Однако ты жох, дорогой Тарас Игнатьевич. Тебе только позволь, ты наш городской парк культуры и отдыха к себе в «Благодатное» перекантуешь.

– Перекантую. А только не станем горожан обижать. Так договорились насчет курганов, Яков Михайлович?

– Ладно, договорились. Теперь и ехать можно?

– Можно.

Остывший двигатель весело набрал обороты, и машина помчалась по шоссе. Мириадами звезд вспыхивали и гасли блестящие мотыльки, выхваченные из темноты светом автомобильных фар.

Долго ехали молча. Потом Ватажков сказал:

– Нет слов, много еще у нас трудностей. И недостатков немало. И не так просто от них избавиться. Учиться надо. Друг у друга учиться. И у капиталистов – там, где есть чему. Они ведь у нас тоже многому учатся. Полагаешь, Джеггерс к тебе во второй раз притащился визит вежливости нанести? Он учиться приехал. Новенького запозычить. Бизнесмены, они себе на уме. И позавидовал он тебе вчера искренне. Есть чему позавидовать. Но главное – еще впереди. Людей чеканить надо.

«О чем он еще говорил?.. Ах да… Деловитости людей обучать надо. Прежде чем пообещать – подумай хорошенько. Дал слово – не отступай. Душа из тебя вон, а выполни. Ведь мы на твои обязательства ставку делаем, планы перекраиваем. Нет, это он не вчера говорил: это он говорил, когда еще на заводе командовал».

…Он и не заметил, как уснул. Ему снился фронт, артиллерийский обстрел. Только странный какой-то, совершенно беззвучный. Он видел фонтаны взрывов, понимал, что обстрел идет из орудий крупного калибра, но звука выстрелов не было. Только один, взметнувший землю неподалеку от его командирского блиндажа, он услышал совершенно отчетливо. Услышал и… проснулся. И в ту же минуту зазвонил телефон, который стоял на тумбочке, рядом с постелью. Хрипловатый голос дежурного сообщил, что на судне у достроечного пирса только что произошел взрыв. Нет, он не знает, в чем дело. Он только услышал взрыв, и охранник, забежавший сюда, сказал, что это на двести шестом. Нет, он еще никому не звонил.

Тарас Игнатьевич распорядился срочно вызвать главного инженера и Лордкипанидзе.

Одеться, выскочить во двор, завести машину было делом двух минут. Он поехал прямо к достроечному пирсу. Лордкипанидзе был здесь – он еще не уходил сегодня. Увидел Бунчужного, бросил коротко:

– На баке для горючего сварщик устанавливал датчик уровня. Жив остался. Отшвырнуло за борт. Парни выудили. Двое раненых. Разворотило часть палубы и борт. – Он посмотрел на Бунчужного и добавил: – Раненые в поликлинике уже. Звонил только что.

Они поднялись по трапу. Разворотило не только часть борта и палубы, но и повредило системы связи, энергопитания, водоснабжения, вентиляции. Бунчужный с горечью провел рукой по краю рваного металла.

33

Шарыгин знал: когда наступает ответственный момент, важно сделать единственно правильный при данной ситуации ход. Потому что именно в такие минуты и совершаются те головокружительные взлеты и катастрофические падения, при которых человек или выходит на орбиту, или валится в пропасть с тем, чтобы никогда уже не выбраться. Чудовищный поступок Галины ставит под удар и его, Шарыгина, как старшего ординатора. Конечно, большое значение имеет, какую позицию он займет: станет ли на защиту Галины, как это, несомненно, сделает Багрий, или, наоборот, ополчится против нее. Тут самое опасное – половинчатость. Надо с кем-нибудь посоветоваться. С Будаловым? Нет, лучше с Романовым. Он позвонил Ивану Семеновичу, извинился и коротко рассказал о случившемся. Тот ответил не сразу. В трубке долго слышалось его дыхание, неровное, частое. И по этому дыханию Вадим Петрович понял, что Романову трудно собраться с мыслями.

– М-да! – наконец произнес Романов, и это «м-да» окончательно убедило Шарыгина в том, что Иван Семенович озадачен. – Скажу тебе откровенно, – после долгой паузы начал Романов, – ничего подобного до сих пор мне и слышать не приходилось.

– Не удивительно, – сказал Шарыгин. – Случай и впрямь необычный. Я потому и звоню вам, что случай – необычный.

– Послушай, Вадим Петрович, а нет ли тут ошибки? Я ведь знаю Галину Тарасовну. Это на нее не похоже. Что она говорит?

– Она говорит, что мать уже больше не могла. Она потому и решилась, что мать уже больше не могла.

– Так и сказала?

– Так.

Трубка опять замолкла. Шарыгину пауза показалась чересчур долгой.