Капитан флагмана - [17]

Сашины подруги удивлялись: не понимали, зачем она пошла за такого.

– Лучше в старых девах остаться, чем за такого выходить. Неужто любишь?

– Жалко мне его, – отвечала Саша. – Сердце щемит. И хочется, чтобы ему было хорошо, радостно.

– Да ведь злющий он и пьет.

– Нет, он добрый. А что пьет – война виновата. Очень уж били его в гестапо. Спина исполосована так… Столько лет прошло, а смотреть страшно. Он ведь из-за моих братьев пострадал.

…Каретников осушил стакан, снова налил его дополна. Ему вспомнился разговор с писателем Гармашем. Они встретились на лестничной площадке. Это было досадное воспоминание. Каретников возвращался домой. Гармаш с Галиной вышли от доктора Багрия.

– Мне надо бы с вами побеседовать, Назар Фомич, – сказал Гармаш, поздоровавшись. – Меня интересуют события на Крамольном острове во время оккупации. Подробности гибели Очеретюка. Я знаю, что вы были связаны с ними, приносили им взрывчатку, потом вас допрашивали в гестапо.

– Допрашивали, – сказал угрюмо Каретников. – Допрашивали и били. Били и допрашивали. Только на кой ляд вам все это?

– Я сейчас пишу книгу о мальчишке с Крамольного острова, и мне…

– Вот и пишите на здоровье, – резко сказал Каретников и, не прощаясь, ушел к себе.

Гармаш посмотрел на Галину и недоуменно пожал плечами.

– Да он, как всегда, пьян, – сказала Галина.

– Нет, он не пьян. Тут что-то другое, – возразил Гармаш.

– Все равно, Сережа, никакого проку тебе от этого алкоголика не будет.

…Каретников посмотрел в окно на залитую солнцем сочную зелень тополей. Ветер шаловливо трепал их листву, и она серебрилась, ударяя в глаза тысячами искрящихся бликов. Каретников отвел глаза, посмотрел на пустую бутылку и вдруг увидел… толстомордого полицая. В сновидениях он часто являлся! Стоял молча, вертел в руках резиновый жгут. Металлическая цепочка угрожающе позванивала. Назар просыпался, покрытый холодным потом. Но прежде полицай являлся всегда ночью, в сновидениях, а сейчас вот и днем пожаловал. Наяву. Только странный какой-то: совсем крохотный. Чуть выше стакана и потому, верно, совсем не страшный.

Он смотрел на Каретникова, вертел сложенный вдвое резиновый жгут и насмешливо улыбался. Потом спросил:

– Живешь, Назарка?

– Живу, – ответил вызывающе Назар.

– И жена у тебя, и дети?..

– И жена, и дети. А что?

– Нельзя тебе детей, Назарка. След на земле оставлять нельзя.

Каретников рванулся, чтобы схватить мордастенького, но тот отпрянул на угол стола, повторил:

– Нельзя тебе след на земле оставлять, Назарка.

Каретников запустил в него бутылкой, но промахнулся. Бутылка ударилась о стену, разлетелась вдребезги. Полицай погрозил сложенным вдвое жгутом и сгинул. Словно провалился. Назар Фомич даже под стол посмотрел. Но там ничего не было – только осколки стекла на полу.

7

В детстве Галина больше всего боялась «неотложки». Когда она видела на улице эту всю устремленную вперед молочно-белого цвета машину с красным крестом над ветровым стеклом, ее охватывал страх.

Он выросла, закончила школу, поступила в медицинский, стала работать врачом, но душевный трепет при виде мчащейся по улице машины неотложной помощи не могла преодолеть. С ужасом представляла себе, как эта машина останавливается у ворот их дома, по вызову отца, или матери, или ее, Галины. И вот…

Это случилось ранней весной. Тополя стояли уже в молодой листве. Зазеленели каштаны. И только акации все еще чернели ветками с набухшими на них буровато-зелеными почками.

Отец позвонил перед вечером, попросил приехать, сказал, что матери неможется, и сразу же положил трубку.

Галина всполошилась. «Матери неможется» – звенело и звенело в ушах.

Не попадая в рукава шерстяной кофточки, она схватила плащ и побежала. Метнулась к остановке. Трамвая не было. И такси не видно. Решила, если бегом – быстрее будет. Что там? В голосе отца была тревога. Не в его характере поднимать панику. Что же могло случиться?

Когда неизвестность, в голову лезут всякие страхи. Галина вспоминала научную конференцию, доклад заведующего хирургическим отделением больницы Остапа Филипповича Чумаченко. Он говорил, что большинство тяжелых заболеваний проявляется внезапно. Это как пьеса в нескольких действиях. Только вначале все идет в темноте, а потом уже, иногда в последнем действии, зажигаются огни. «Верно, верно, – со страхом думала она. – У нас, в медицине, трагедии нередко начинаются исподволь… Где-то что-то тлеет незаметно. А потом вдруг – пожар. И тогда помочь очень трудно, а иногда невозможно».

Трамвай догнал ее вблизи следующей остановки. Галина вскочила в вагон, совсем запыхавшись. Какой-то парень пошутил:

– На свидание опаздывает девушка. – Он хотел еще что-то добавить, но посмотрел на Галину и осекся…

Мать лежала в спальне с грелкой на животе. На лице не столько боль, сколько огорчение.

– Я же говорила, не нужно звонить. Я знала, она прибежит ни жива ни мертва. Оно же всегда проходит. Вот и сейчас – тоже прошло.

Галина стала расспрашивать, что это за таинственное «оно». Мать рассказала неохотно, сбивчиво. Галина пошла к отцу в кабинет. Оказывается, все началось еще в феврале. Боли в животе. Приступы какой-то непонятной слабости. Однажды появилось удушье, но скоро прошло. Кто лечит? Участковый терапевт.