Капитан Быстрова - [7]
Подойдя к никитинскому самолету, Кузьмин забрался на крыло и, не найдя в карманах карандаша, потребовал его у Дубенко.
— Погоди, я ж буду помогать. Очень ты быстрый… Недаром у Быстровой…
Дубенко снял пояс, расстегнул воротник, по-хозяйски, не спеша засучил рукава, словно готовился пахать землю или колоть дрова. Капли пота выступили на его толстом, добродушном лице. Он сопел, тяжело дышал.
— Что тебя в жар бросает?.. Январь на дворе! — улыбнулся Кузьмин.
— Цэ не двор, цэ Кавказ. Январь здесь не шибко дюжий. Як апрель… То меня страх берет, что хочешь ты гвардии старшину Дубенко в маляры обучить. Ну, нехай, забавляйся! И я доберусь до тебя когда-нибудь.
Вытянув из кармана огрызок тупого карандаша, Дубенко подал его Кузьмину.
— Двадцать три, говоришь? — спросил тот.
— Точно!
— Тогда давай быстрей в каптерку за бечевкой. И кусок мела прихвати. Отобьем строчки — так вернее будет…
Не желая попасть одетым не по форме на глаза кому-нибудь из начальства, Дубенко начал приводить себя в порядок. Застегивая пояс, он напевал «Ой, у лузи» и глядел исподлобья на Кузьмина. Идея отбить линии шнуром ему понравилась. Только поэтому он не спорил.
Одернув гимнастерку, старшина вразвалку зашагал к маячившей вдали каптерке. А Кузьмин, сидя по-турецки на плоскости истребителя, укоризненно покачивал головой, глядя на друга через лохмы маскировочной сетки.
7
Время близилось к двум часам дня.
В комнате Горюнова собрались восемь офицеров-летчиков. Они сидели на диванах и у столика под филодендроном и по привычке подшучивали друг над другом. Летчики держались с завидной легкостью и простотой, словно ничто их не угнетало, не заботило. Порой в тишине горюновского кабинета вспыхивал сдержанный смех. Это капитан Никитин, теребя волнистый чуб, свисающий до самых глаз, рассказывал какую-то забавную историю, а слушатели, опершись локтями о колени и подавшись вперед, внимательно следили за рассказом, стараясь не пропустить ни одного слова.
Наташа вошла, когда круглые часы на стене показывали без трех минут два. В кабинете Смирнова все еще находились летчики первой группы, вызванной на тринадцать тридцать.
Подойдя к столу Горюнова, доложила:
— По приказанию командира полка к четырнадцати ноль-ноль капитан Быстрова явилась.
Горюнов взглянул на часы и обвел взглядом присутствующих. Убедившись, что вызванные летчики первой эскадрильи все налицо, он потушил папироску, поправил пепельницу, подхватил со стола папку и направился в комнату Смирнова, откуда уже начали выходить летчики первой группы.
Наташа подошла к товарищам по эскадрилье, села на плетеный диванчик рядом с Никитиным.
— Пристраиваетесь? — спросил тот.
— Привычка! — ответила она.
— Какая?
— Пристраиваться к ведущему.
— И только?..
— К сожалению, да!
— Судя по всему, нервничаете? Оно и понятно: отдыха нет. Машина готова за сутки. Быстро ее…
— Очень быстро!
— Наверное, оттого, что вы — Быстрова?!
— Ново сострили! Когда разрешите посмеяться?
— Не успеете… Сейчас пригласят на задание…
Летчики с любопытством слушали шуточную пикировку между Никитиным и Быстровой и улыбались, предвкушая дальнейшее развитие событий.
— Мечтаю, чтоб скорей!
— Не знаю, мечтаете или нет, а будьте любезны! — Никитин откинулся на спинку диванчика. — Хватит, погуляли!
— Меньше вашего. Забыли, сколько времени прошлый раз вашу машину в порядок приводили? Пять дней в ремонте стояла, а вы изволили отсыпаться и в шахматы играть, благо не умеете, и поцарапанное ребро то йодом мазали, то стрептоцидом присыпали…
— Э-э! То особая статья! Повредил машину, не совсем верно рассчитал с тараном. Каюсь, но мне простительно: я в область сердца ранен был.
— Какой-нибудь особой?
— Не особой, а осколком…
— И живы остались только потому, что сердце к тому времени в пятки ушло?
Летчики рассмеялись. Смуглый, с огромными глазами, веселый и жизнерадостный старший лейтенант Мегрелишвили поднял руку и задорно провозгласил:
— Капитан Никитин, сдавайтесь! Наталья Герасимовна сегодня злее!
Уж так повелось, что именно он присуждал им «победы». Ни Наташа, ни Никитин не спорили с Мегрелишвили. Они всегда подчинялись его решениям.
Подобные «бои» Быстровой и Никитина возникали довольно часто. Со временем они перешли в привычку, потом в потребность. И теперь два капитана без словесных драк не могли обходиться, словно они восполняли им что-то неуловимо недостающее в жизни.
— Говоришь, сдаваться? — сморщился Никитин. — Ну ладно, пусть радуется… Сдаюсь!..
Он повернулся к Наташе, тихо произнес:
— Если когда-нибудь пойдешь на таран, увидишь, как трудно высчитывать сантиметры. Подрубить врага, сохранив свою машину, не так просто.
— Разве я не понимаю? Только куда мне на таран!
Быстрова задумалась…
В четырнадцать часов пять минут летчиков пригласили в кабинет Смирнова. Они вошли и встали по команде «Смирно». Головин поздоровался. Ответили по-строевому.
— Николай Николаевич, прошу… — повернулся к Смирнову генерал.
— Есть! Садитесь, товарищи офицеры, лицом к карте.
Контр-адмирал Славин внимательно посмотрел на Наташу.
Перед ним была рослая девушка лет двадцати трех, с красивыми строгими чертами лица, с длинными косами, уложенными венком на голове.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.