Капитан Бифхарт - [134]

«Мне нужно было приспособиться к необычным указаниям Дона, которым должны были следовать гитаристы — это само по себе было задачей в задаче. Например, необходимость применения тяжёлых струн для достижения более чистого тона слайд-гитары и требование использования металлических пальцевых наконечников — после крови и волдырей, это становилось фактически второй натурой.»

Ван Влит был удивлён преданностью Снайдера и тем, как легко он попал в одну из самых требовательных групп, и сочинил целую историю, для того, чтобы подчеркнуть, как он доволен. «У меня было всего несколько дней на то, чтобы найти гитариста. Он позвонил мне по телефону и сказал: «Давай попробуем.» Я сказал, что нужно разучить 29 песен за три недели, и он сделал это! Я не могу поверить. Они с Джеффом [Морисом] Теппером самые лучшие. Невероятно! Теперь у меня есть то, чего я искал 15 лет. Так здорово.»[338]

«Он [Снайдер] был героем, ребята», — вспоминает Лукас. «И вот я слышу: «Гэри — мы должны одеть его, парень.» Ну, то есть, придать ему вид, «сделать из него психа» (как он [Ван Влит] говорил). Он позвонил мне и сказал: «Мне вот что сейчас представилось: маленькая шляпа из красного фетра с лентой спереди.» Снайдер позвонил Лукасу поздно ночью, чтобы сообщить ему свой размер. Забыв о разнице времени между Лос-Анджелесом и Нью-Йорком, он разбудил Лукаса в полночь. В этническом отношении Снайдер был отчасти индейцем племени Виннебаго-Сиу. Сложив всё это вместе, Ван Влит дал ему новое имя — «Смелый Полночный Шляпный Размер Снайдер».

«Пытаясь выполнить все эти мелочи, можно сойти с ума», — говорит Лукас. «Однажды в одном отеле в Европе он сорвал с крючка абажур от лампы, сунул его Эрику Фельдману и сказал: «Вот что нужно. Ты сделай к нему ремешок, тут ещё два ремешка, а тут сделаешь два коричневых сердечка.» Да, всё это надо сделать посередине гастролей! Однажды он заставил Эрика носить красный пожарный шлем во время исполнения "Hot Head". Он любил, чтобы все как-то менялись — и предъявлял невозможные требования в соответствии со своими сюрреалистическими художественными воззрениями.»

ДОБРЫЙ КНУТ, ДОБРЫЙ СОФИЗМ (или УХОД ПО АВАНТ-ТАНГЕНТУ)

Я живу в трейлере в Мохавской Пустыне, огромной пустыне. Мои соседи — койоты, гремучие змеи, вороны. А пустыня так неуловима. Нет, я хочу сказать, что если погрузиться в мысли о том, как она неуловима, она и станет неуловимой. Слишком неуловимой, чтобы… не знаю, мне трудно обращать на это большое внимание.

Дон Ван Влит. Интервью Дэвиду Хепуорту, BBC Radio 1. 1980.

Я всего лишь ребёнок. Тиран. Раздражительный.

Дон Ван Влит. ТВ-шоу Eyewitness. 1980.

Курт Лодер в Rolling Stone весьма оптимистично оценивал перспективы Ван Влита, считая, что ему «не терпится вернуться на сцену». Правда, он «смягчил» такую точку зрения тем наблюдением, что заново разучивать тексты песен не будет особо привлекательной задачей, имея столь сложный и обширный репертуар. Ван Влит согласился с ним, изрыгнув старую метафору — «блевотина»: «Мне, знаете ли, придётся выучить всю эту блевотину. Это то же самое, что пытаться в туалете засунуть её обратно. Боже мой, как далеко сейчас все эти дела. Ну то есть — Господи Боже, я даже не помню, где у меня в кармане ключи.» Он также жаловался на то, что группе придётся играть полтора часа — это слишком долго, это надругательство над публикой. «Но после Grateful Dead и Заппы, что тут сделаешь? То есть, если у тебя этого нет, то ты должен играть дольше.»[339]

Когда в дешёвую репетиционную студию группы в Бёрбанке — The Stone Fox (запущенное здание, в котором, как и во многих калифорнийских студиях того времени, кишели наркоторговцы) — пришёл Пол Рамбали, Ван Влит в своей типичной манере отказался петь с группой, приказав музыкантам подождать, пока все они не выйдут на сцену. Ему казалось, что упражнения — это мартышкин труд. Он продолжал утверждать, что запись — это спонтанное выплёскивание поэзии на музыку, и он не хочет и не может точно его повторить. Он уже один раз сделал это в студии, а упражнения его утомляли. Разжечь его энтузиазм было невозможно, даже пообещав ему ещё бутылку мифического трёхсотлетнего брюссельского вина (они должны были вновь играть там в ноябре).

Вскоре выяснилось, что это была плохая стратегия, однако басист/клавишник Эрик Дрю Фельдман ставит отсутствие Ван Влита в общий контекст ситуации: «Дело не в том, что Дон не хотел там быть. Мы постоянно подстрекали его на это — чтобы он не торчал с нами всё это время. Нам нужно было много чего отрепетировать. Типа — как играть вместе и одновременно не обращать внимания на соседа-музыканта, как играть неправильные ноты правильно. В процессе сочинения, предшествующем записи, Дон очень терпеливо к этому относился. Но во время репетиций для живых выступлений его постоянное желание что-то поменять в аранжировках своих композиций могло быть опасно для нашего психического здоровья. Нам было легче добиться чего-то серьёзного ещё до появления Дона — а иначе мы бы ещё сейчас репетировали.»

Теппер так оценивает начало гастролей: «Все эти концерты были довольно плохие. Не то что в Штатах, где мы, бывало, гастролировали по шесть недель и начинали врубаться в это дерьмо, давать настоящий класс. Англия меня очень возбуждала и нервировала. Несмотря на то, что я уже давно был в группе, это было похоже на первые концерты, потому что всё происходило на совершенно чужой территории. Но как я слышал от большинства слушателей, для них увидеть его опять, притом играющим музыку не с пластинок ДиМартино, было чудом.