Капитал в XXI веке - [242]
Самым интересным историческим примером продолжительного применения бюджетной экономии является Великобритания в XIX веке. Как мы отмечали во второй части книги (в третьей главе), ей потребовалось иметь первичный профицит в течение столетия (в среднем около двух-трех пунктов ВВП с 1815 по 1914 год) для того, чтобы избавиться от огромного государственного долга, накопленного за годы наполеоновских войн. В целом в течение этого периода британские налогоплательщики потратили больше средств на уплату процентов по долгу, чем на расходы на образование. Такой выбор, безусловно, был сделан в интересах владельцев долговых облигаций. Однако вряд ли такой выбор отвечал общим интересам страны.
Ничто не запрещает думать, что отставание в области образовании способствовало упадку Великобритании в течение последующих десятилетий. Конечно, речь шла о долге, превышавшем 200 % от ВВП (а не 100 %, как сегодня), а инфляция в XIX веке была почти нулевой (тогда как сегодня все признают, что цель по инфляции составляет 2 %). Поэтому можно надеяться, что европейская бюджетная экономия продлится лишь 10 или 20 лет (минимум), а не целое столетие. Однако и это довольно долгий срок.
Вполне обоснованно считать, что Европе следует готовить свое будущее в рамках мир-экономики XXI века, а не направлять первичный профицит в размере нескольких пунктов ВВП в год на уплату государственного долга, в то время как европейские страны обычно тратят менее одного пункта ВВП на свои университеты[654].
Вместе с тем нужно подчеркнуть и тот факт, что инфляция является лишь очень несовершенной заменой прогрессивного налога на капитал и может привести к определенному количеству не очень приятных второстепенных последствий. Первая трудность, связанная с инфляцией, заключается в опасности ее разгона: нельзя быть уверенным в том, что она остановится на 5 % в год. Когда инфляционная спираль запущена, каждый хочет, чтобы зарплаты и цены менялись так, как ему удобно, и остановить такую механику очень сложно. Во Франции инфляция превышала 50 % в год с 1945 по 1948 год, в течение четырех лет подряд. Государственный долг сократился до минимума — намного радикальнее, чем в результате чрезвычайного сбора с состояний, проведенного в 1945 году. Однако миллионы мелких вкладчиков были окончательно разорены инфляцией, что еще больше усугубило эндемическую бедность пожилых людей в течение 1950-х годов[655]. В Германии цены выросли в 100 миллионов раз между началом и концом 1923 года. Этот эпизод нанес обществу и экономике долговременную травму, которая, без сомнения, по-прежнему влияет на восприятие немцами инфляции. Вторая трудность состоит в том, что инфляция теряет значительную часть своих желательных последствий тогда, когда становится постоянной и ее пытаются упредить (прежде всего те, кто одалживает средства государству, начинают требовать более высокий процент).
Конечно, остается еще один аргумент в пользу инфляции. По сравнению с налогом на капитал, который, как и все налоги, неизбежно ведет к тому, что люди, намеревавшиеся использовать свои ресурсы с пользой (для потребления или для инвестиций), их лишаются, инфляция в идеализированной версии обладает тем преимуществом, что затрагивает прежде всего тех, кто не знает, что делать со своими деньгами, т. е. тех, кто сохранил слишком много ликвидности на своих банковских счетах, на малодинамичных лицевых счетах и сберегательных книжках или в кубышке. От ее последствий избавлены все те, кто уже все потратил, те, кто все вложил в реальные экономические активы (недвижимые или профессиональные), и, что еще лучше, те, кто отягощен долгами (чей номинальный долг сокращается инфляцией, что позволяет быстрее перейти к осуществлению новых инвестиционных проектов). В этой идеальной картине инфляция выступает в роли налога на праздный капитал и стимула для капитала динамичного. В этой точке зрения есть небольшая доля истины, и полностью пренебрегать ею нельзя[656]. Однако, как мы уже отмечали, когда исследовали неравенство в доходности, определяемое размерами начального капитала, инфляция никак не препятствует крупным диверсифицированным состояниям получать очень хорошую доходность вне зависимости от личных усилий, за счет лишь их размера[657].
В конечном итоге истина заключается в том, что инфляция представляет собой довольно грубый и неточный инструмент для достижения цели. Вытекающее из нее перераспределение богатств иногда имеет положительные последствия, а иногда — отрицательные. Разумеется, если нужно выбирать между несколько большей инфляцией или несколько большей бюджетной экономией, следует выбрать немного больше инфляции. Однако высказываемая иногда во Франции точка зрения, в соответствии с которой инфляция представляет собой почти идеальный инструмент перераспределения (это способ взять деньги у «немецкого рантье» и заставить стареющее население, которое процветает за Рейном, проявить больше солидарности, как часто приходится слышать), слишком наивна и фантастична. Мощная инфляционная волна в Европе имела бы самые разные нежелательные последствия с точки зрения распределения богатств, прежде всего для людей со скромным достатком во Франции, Германии и во всех остальных странах. Напротив, владельцев значительного недвижимого и биржевого капитала она бы затронула мало как по обоим берегам Рейна, так и в других местах
