Капетинги и Франция - [89]

И это тем более что у Франции нет религиозной столицы. Примас Галльский находится не в Париже, а в Сансе, и его статус далек от всеобщего признания, даже порой успешно оспаривается различными местными авторитетами. Отсутствие единства для церкви королевства влечет отсутствие религиозной столицы, хотя до некоторой степени компенсируется главенством Парижского университета. Именно на факультетах теологии и канонической» права обучаются будущие многочисленные французские-епископы и архиепископы XIII–XIV вв., именно университет руководит религиозной мыслью королевства. Но эти единство церкви и Франции, создаваемое в духовном плане Парижским университетом, естественно, испытало влияние духа этого последнего института. Его преданность покровительствующей и почитающей его королевской власти вознаграждается тем, что церковь формирует в нем своих руководителей. Этот роялистский универсализм, подготавливая кадры и дух галликанской церкви, стремится к противопоставлению себя «католическому» влиянию Святого престола.

Невозможно сказать, сознавали ли суверены, преследовавшие эту университетскую политику, что они готовили, предвидели ли они результаты своих действий. Но что можно сказать точно, так это то, что их действия, каковы бы ни были мотивы, коими они руководствовались, имели свои результаты.

Если трудно определить воздействие первой калетингской династии на язык и литературу, если можно прийти к несколько обманчивому результату в том, что касается мысли, то это уже иная область, для которой этот вопрос можно поставить, однако без удовлетворительного ответа. Однако это не повод, чтобы не спрашивать себя, как могла воздействовать капетингская королевская власть на становление собственно французского искусства.

В XII в. мы видим, как в королевском домене возникает форма искусства, которому дали название готического. Пускай в своем формировании в домене это искусство испытало чужое влияние — бургундское, нормандское, — что установлено. Но не менее справедливо и то, что именно в Иль-де-Франсе поднимутся первые законченные примеры нового архитектурного стиля.

Ибо довольно стремительно возникают повсюду церкви, построенные в этом стиле. Перед ним исчезают местные школы архитектуры в полном расцвете, и мы чаще всего не можем обнаружить переход от принятого в предшествующее время стиля к новому. Церкви, строительство которых начиналось в одном стиле, заканчиваются в другом, именно в стиле королевского домена.

Это принятие стиля Иль-де-Франса, если оно порой и совпадает, как на лангедокском Юге, с установлением капетингского владычества в этом регионе, очень часто не сопровождается этим господством, так что тесно связать оба феномена нельзя. И еще нам известно, что капетингские суверены отнюдь не вмешивались в сооружение церквей, за исключением их дворцовых часовен в Париже или Сен-Жермен-ан-Ле; что это движение, покрывшее королевство религиозными сооружениями в новом стиле, является результатом массы местных спонтанных или необходимых инициатив; что в нем невозможно обнаружить какие-нибудь следы руководства или организации.

Чтобы объяснить успехи этой новой формы искусства, предлагались различные доводы, которыми, конечно, не следует пренебрегать, в частности, преимуществом решений технических проблем новой манеры строительства, с которыми сталкивались тогда архитекторы, возводя монументы одновременно и просторные, и хорошо освещенные изнутри. Но новое искусство, если его центром и началом считать архитектуру, является, однако, совершенно иным, чем простой манерой строить. Оно — все, что обнаруживается в различных проявлениях поиска пластической красоты. Открытие крестовой стрельчатой арки не объясняется одним новым искусством, этого недостаточно, чтобы понять причину его успеха.

Здесь наличествует также вопрос моды. Ибо мода во все времена заставляет вмешиваться человеческий элемент, для которого разумное начало не обязательно играет первую роль. И если повсюду приняли стиль королевского домена, ставший образцом в моде, то не только потому что он прельщал реальной красотой. В истории искусства были периоды, когда торжествовал дурной вкус. Кажется достаточно естественным думать, что престиж королевской власти смог посодействовать предпочтению найденных и применяемых в королевском домене форм, как и в великом королевском городе Париже. Можно предположить, что клирики, прошедшие через великий университет королевства, однажды наделенные бенефициями или достоинством, пожелали строить «по примеру» Парижа. Мы плохо знаем творцов этой эпохи, но случай архитектора Виллара до Оннекура доказывает, что некоторые из них были достаточно образованны. В эту эпоху могли существовать, как это происходит в наши дни, отношения между студентами и подмастерьями, отношения, могущие привести позднее к привлечению ремесленника на службу студентом, ставшим уважаемым лицом. Бюргеры желали следовать моде сеньоров. Сеньоры же следовали моде королевского домена.

Быть может, таким образом пытались сделать королевский двор главенствующим. Ремесленники, имена которых нам чаще всего незнакомы, быть может, путем опроса тех, кто их подрядил, возможно, старались выяснить мотивы, приведшие к принятию нового стиля. Быть может, таким образом желали продемонстрировать свою верность, польстить королевским чиновникам, понравиться прелату, почитаемому за свою преданность короне? Все это возможно, по крайней мере, в некоторых случаях, и все это стоит изучать.