Капетинги и Франция - [60]
Турень и Анжу были быстро завоеваны благодаря предательству анжуйских и туренских баронов. В Пуату успехи короля были более медленными, но и менее тяжкими. В 1206 г., когда Филипп и Иоанн заключат соглашение, Турень и Анжу кажутся окончательно потерянными для английского короля. В конечном счете Пуату оказалось почти полностью в руках Иоанна, и там будет английский сенешал вплоть до конца правления Филиппа-Августа.
Королевские войска не вошли в Аквитанию. Именно на земли, составлявшие приданое Алиеноры, королевское влияние проникало медленнее всего. Вряд ли долголетие Алиеноры, умершей только в 1204 г., способствовало этому сопротивлению Аквитании. Кроме того, если феодалы этого герцогства и наблюдали без сожаления за ослаблением анжуйского господства, то все равно предпочитали дальнего сюзерена, могущество которого шло к закату, более близкому сюзерену, могущество которого, казалось, возрастало почти безгранично, а господство заявляло о себе столь же энергично, как могущество самых сильных анжуйских суверенов.
Кажется, Филипп уяснил эту ситуацию. Если он и начал создавать в пользу Амори де Туара, крупного пуатевенского сеньора нечто вроде вице-королевства в Пуату и Аквитании, то не настаивал на установлении своей прочной власти в этих областях, а особенно старался упрочить свое влияние в Анжу и Турени. Что касается Бретани, то доверив сначала управление Ги де Туару, третьему супругу герцогини Констанции, он передаст управление ею с рукой наследницы своему кузену Пьеру де Дрё.
В общем, если Филипп-Август и разрушил анжуйскую империю, то он нисколько не стремился инкорпорировать ее целиком в свой домен, установив над нею личное господство. Он занял с намерением там остаться Нормандию, Анжу, Мен и Турень, заставил войти в королевские ленные владения Бретань и Овернь и в конце концов присоединил последнюю провинцию. Но Пуату, Онис, Сентонж, Гиень и Гасконь не попали в его руки. Над этой частью анжуйских доменов приговор, вынесенный в 1202 г. королевской курией, не был приведен в исполнение.
Мы должны спросить себя почему. Мы не можем поверить, чтобы это случилось по нехватке необходимых ресурсов. Средства, предоставленные в распоряжение принца Людовика для его экспедиции в Англию 1215–1216 гг. и для походов на лангедокский Юг, можно было бы использовать для этого дела. Можно было больше не опасаться вызвать недовольство и беспокойство феодалов королевства. После Бувина король может делать, что хочет. Вероятно, смерть Иоанна Безземельного в 1216 г. и восшествие на престол его совсем юного сына Генриха III способствовали тому, что неловко было исполнять приговор 1202 г. Мог ли приговор иметь силу над имуществом сына, ежели осужденный вассал исчез? Об этом можно было спорить, тем более что приговор предшествовал рождению молодого Генриха III. Это могло обернуться против него, но могло также и быть истолковано в его пользу. Впрочем, Генрих III не признал решения курии. Мы увидим, как после смерти Филиппа-Августа он будет апеллировать к Риму, пытаться приостановить коронацию Людовика VIII, покуда не осуществится в отношении его правосудие. Даже при королевском дворе находили, что приговор, возможно, чрезмерно суровый. Кажется, в ходе переговоров, предшествующих отступлению принца Людовика под конец аквитанской экспедиции, наследник французской короны пообещал посредничать перед своим отцом, чтобы заставить его вернуть юному Генриху III континентальные фьефы анжуйского дома. Кроме того, Генрих III был ребенком, и лишение его наследства французским королем казалось довольно несправедливым, особенно если вспомнить поведение его деда Генриха II в начале правления Филиппа-Августа. Наконец, с тех пор, как Иоанн Безземельный передал в 1213 г. свое королевство Святому престолу, дабы получить его как фьеф от церкви, английский король являлся вассалом Святого престола, а его малолетний наследник, таким образом, находился под феодальной охраной папы. Церковь, верная своему извечному поведению, проповедовала милосердие к сироте, настраивая общественное мнение в пользу Генриха III.
Все это воздействовало на сознание Филиппа-Августа, несомненно, воспринявшего предостережение здравого смысла, который не мог игнорировать неспособность монархии, еще слишком молодой, поглотить единовременно столь значительные территории. Как бы то ни было, после смерти Филиппа-Августа, хотя анжуйское владычество и рухнуло, добрая часть анжуйских фьефов еще ускользала от французского короля. Вопрос по существу не был полностью решен. Вопрос же права оставался целиком ясным.
Мы хорошо видим, как после короткого правления Людовика VIII, правления, которое тем не менее ознаменовалось подчинением Пуату, малолетство Людовика IX предоставило Генриху III возможность потребовать с оружием в руках континентального наследства своей семьи. Если усилия английского короля в 1230 и 1242 гг. вырвать Пуату у французской королевской власти оказались бесплодными, то после Тайебура и Сента
