Канун Рождества - [2]

Люк Стеффинк решительным шагом подошел к окну, небольшому квадратному отверстию на манер тех, что делали в старину: железные прутья решетки были вмурованы в каменную кладку.

– Сейчас же открой дверь, – закричал он с такой примерно угрозой в голосе, какую могла бы изобразить курица, если бы она кричала из клетки на сову, занимающуюся разбоем. В ответ на его клич Берти демонстративно хлопнул входной дверью.

Где-то неподалеку часы пробили полночь. Даже если коровы и обрели в эту минуту дар речи, их бы никто не услышал. Семь или восемь других голосов на все лады расписывали поведение Берти в данных обстоятельствах и его манеру вести себя вообще, при этом возмущению и недовольству не было предела.

В продолжение получаса или что-то около того все, что можно было высказать о Берти, было высказано не менее дюжины раз, и мало-помалу стали возникать другие темы – поговорили о необычайной затхлости помещения, о возможности возникновения пожара и о вероятности того, что здесь во всякую минуту могут собраться все окрестные крысы. О том же, как вырваться на свободу, собравшиеся на это всенощное бдение не упомянули ни разу.

Около часу ночи сначала где-то вдалеке, а потом все ближе и ближе послышалось веселое и нестройное пение. Поющие неожиданно остановились, по-видимому, около калитки. Юные денди, а их был полный автомобиль, пребывая в развеселом расположении духа, сделали кратковременную остановку, причиной которой была небольшая поломка. Они, однако, не услышали обращенных к ним голосов, не увидели устремленных на них глаз и продолжали весело распевать свою песню.

На шум вышел Берти, но и он проигнорировал бледные сердитые лица, что торчали в окне коровника. Берти сосредоточил свое внимание на гуляках, находившихся по ту сторону забора.

– С Рождеством, ребята! – крикнул он.

– С Рождеством, парень! – прокричали они в ответ. – Мы бы выпили за твое здоровье, только нам нечего выпить.

– А вы заходите в дом, – гостеприимно ответил Берти. – Я один, а выпивки много.

Они его совсем не знали, но его доброта тронула их. В ту же минуту по саду разнеслась, отзываясь эхом, новая версия все той же песни; двое бражников принялись вальсировать на ступеньках того, что Люк Стеффинк называл садом с декоративными каменными горками. Когда танцующие были вызваны на бис в третий раз, камни оставались на месте.

Входная дверь с грохотом захлопнулась за гостями Берти, и те, кто находился в другом конце сада, могли теперь слышать лишь отголоски веселья, да и то несколько приглушенные. Скоро, однако, они отчетливо услышали два хлопка, последовавших один за другим.

– Они добрались до шампанского! – воскликнула миссис Стеффинк.

– Наверное, это искристое мозельское, – печально проговорил Люк.

Послышались еще три или четыре хлопка.

– А это уже и шампанское, и искристое мозельское, – сказала миссис Стеффинк.

Люк произнес словечко, которое, подобно бренди в доме трезвенников, употреблялось только в самых редких случаях. Мистер Гораций Борденби подобные словечки отпускал себе под нос уже в течение довольно продолжительного времени. Эксперимент, целью которого было дать возможность молодым людям «побыть вместе», перешел ту черту, за которой вряд ли можно рассчитывать хоть на какой-то романтический результат.

Спустя минут сорок дверь в доме растворилась, исторгнув развеселую компанию. Пение теперь сопровождалось инструментальной музыкой: рождественская елка в доме наряжалась для детей садовника и других слуг, с нее сняли богатый урожай труб, трещоток и барабанов. О песне, распевавшейся до этого, гуляки забыли, что и отметил с благодарностью Люк, однако окоченевшим узникам было чрезвычайно неприятно слышать слова о том, что «в городе сегодня жарко», равно как не интересовала их пусть и точная, но совершенно не нужная им информация о неизбежности наступления рождественского утра.

Гуляки отыскали свой автомобиль и, что еще примечательнее, умудрились завести его, а на прощание посигналили вволю.

– Берти! – послышались сердитые, умоляющие крики из окна коровника.

– А? – отозвался тот, кому это имя принадлежало. – Так вы еще там? Должно быть, уже наслушались коров. Если еще нет, то не стоит ждать. В конце концов, это всего лишь русская сказка, а до русской елки еще неделя. Выходите-ка лучше оттуда.

После пары неудачных попыток он умудрился-таки просунуть в окно ключ от коровника, а затем затянул песню и, подыгрывая себе на барабане, направился к дому.

Это был лучший канун Рождества в его жизни. А вот само Рождество, говоря его собственными словами, он провел отвратительно.