Канун Армагеддона - [19]

Алголианин подошел, посмотрел — чернота внизу, с яркого света не видать ничего. Плюнул в него ради любопытства и пошел дальше — эка невидаль, чего только в мире не бывает… Отошел алголианин на дюжину шагов и задумался — звука шлепка он не слышал. Непорядок, не любят алголиане неясностей. Почесал он в затылке и вернулся. Плюнул еще раз — прислушался. Тишина. Осмотрелся алголианин, поднял камешек с голубиное яйцо и швырнул в черноту колодца. Снова тишина. Алголианин хмыкнул и нагнулся за камешком побольше — тот был похож на морду спящего василиска. Кинул с небольшого размаха, напрягая весь свой слух — ни всплеска, ни стука… «Бездонный, что ли, колодец?»— подумал алголианин. Он уже хотел пожать плечами и идти вперед к намеченной цели, но взгляду подвернулся черный валун, пудов на полдюжины. Представляете, на полдюжины! Поправил алголианин меч, чтоб не мешал, напрягся и поднял бесполезно валявшуюся каменюку. Он с трудом сделал несколько шагов до колодца и навалил тяжесть на стенку — только труха и несколько камешков полетели вниз. Столкнул алголианин валун в колодец и прислушался. Но в ответ опять одна тишина. Что ж, еще одно чудо на пути встретил алголианин, не такое уж и ошеломляющее — мало ли, ну колодец без дна. И не такое видал в своих алголианских храмах… А птицы обнаглели совсем, смотрят, понимаете ли, пустыми глазами, сидя на безопасном отдалении, не улетают. Одна, пролетая мимо, вообще сверху нагадила на бритую голову алголианина, представляете? Он ругнулся, помянув врага ихнего Алгола, как его… на А начинается…

— Атеизма, — подсказал дебаггер Юнг.

— Вот-вот, Атеизма, — согласился сэр Таулас. — Затем отерся, хотел продолжить путь, но ноги словно к земле приросли. И силища у него недюжинная, а не оторвать — он и раз попробовал, и два, сапоги вроде к земле не приросли, а ног не поднять… Представляете, каково? А тут еще одна пичуга испражнилась ему на макушку, словно мстя за осквернение колодца. Алголианин вновь вытер голову и посмотрел на ладонь — не птичий кал, словно плевок чей-то. И тут же на голову упало что-то потяжелее пташей гадости. Осмотрелся алголианин, ничего не понял, а ног от земли по-прежнему не оторвать. Вот так и стоял, словно чучело. Следующий удар по голове был весьма ощутим — и, будь алголианин хоть малость похлипче, наверняка потерял бы сознание. Но в этот раз он заметил, что свалилось на него с чистого безоблачного неба. Это был небольшой камень странной формы, напоминающий голову дремлющего василиска. Рванулся алголианин из последних сил, всю мощь свою напрягая, но тщетно — не пускала какая-то неведомая чародейская сила, может, и действительно Атеизм его держал. Спешно сорвал алголианин с пояса шлем, нацепил, хотел и щитом закрыться, догадавшись, что будет дальше, но не успел… А неподалеку ручей счастливо щебетал свою странную размеренную песню… Вот такую вот сказку я слышал, а понравилась она вам или нет — дело уж ваше.

— Хорошая сказка, — кивнул хэккер Травл, — со смыслом. Но алголиане по одному никогда не ходят. Только если из всего отряда последний остался. Но и тогда он спешит рассказать о случившемся Приоритету, и нет ему времени забавляться со встреченными чудесами. — Алголиан выглянул в окно, солнце еще не достигло зенита, и сказал:

— Что ж, в ответ и я бы рассказал сказку о христианском рыцаре.

— Я бы с удовольствием послушал, — сказал король Этвард.

— Велик Алгол, но из своей Вселенной, где зла нет как понятия, за всем происходящим в нашем бренном мире уследить не может, — начал повествование хэккер Травл. — Ехал один доблестный христианский рыцарь, имени его память народная не сохранила, назовем его сэр…

— Сэр Джон, — подсказал сэр Таулас, заранее почувствовав подвох и предложив не рыцарское имя.

— Пусть будет по-вашему, — не стал спорить алголианин. — Ехал доблестный рыцарь сэр Джон избавить владения некоего христианского короля от невесть откуда появившихся мороков, от которых гниют реки, не родится хлеб на полях и пропадают крестьянские девки в чащобах. Был сэр Джон героем из героев, имел почетное место за столом славнейшего из владык мира, доблестного рыцаря короля… ну, скажем…

— Короля Кирсана, — вновь подсказал сэр Таулас. Имя короля Кирсана фигурировало во многих сказках, и, скорее всего, никогда в действительности такой король не правил, а если и правил, то задолго до Великой Потери Памяти.

— Хорошо, — вновь согласился алголианин. — Вызывал сэр Джон повсеместное восхищение и был окружен почти невероятной славой среди христианских рыцарей. К тому же платили за такие истинно рыцарские подвиги, как избавление от мороков, колдунов или драконов, кроме как любовью и признательностью, еще и звонкой монетой.

— Это естественно, вознаграждение должно соответствовать подвигу, — кивнул сэр Таулас.

— Сэр Джон знал, что героем стать не трудно — достаточно справиться с каким-либо полудохлым драконишкой и ты уже герой.

— Стать не трудно — трудно им быть, — возразил Таулас.

— Вот и сэр Джон придерживался такого же мнения: сколько героев уже не заявляли о себе новыми благородными подвигами, сколько сгинуло, о скольких не помнят… А он — у всех на слуху. Стены его замка украшали черепа чертовой дюжины поверженных им драконов и не счесть, сколько прочих трофеев. Потому что он — герой. Потому что он не дает связать себе руки узами Гименея — слишком много наглядных примеров у него перед глазами. Как женился рыцарь, считал сэр Джон, то все, пропал герой, домашние ласки, склоки, заботы, пузико, вырастающее как на дрожжах… О подвигах ли такому рыцарю думать? Был герой, да весь вышел.