Кантонисты - [18]
Обедали в две смены. Пища во второй смене была еще хуже, зато начальства уже не было в столовой, и вынос краденого хлеба был менее опасен. Поэтому опытные, жертвуя более жирной кашей, стремились обедать во второй смене, выгадывая на хлебе. Укравши несколько ломтиков, кантонист торжествовал, потому что он их обменивал на бумагу, нитки и т. п. За ломтик хлеба нанимались воду носить, пол подметать, стоять ночью на часах.
После обеда полагался час на отдых. В этот час кантонисты чинили свою одежду, учили уроки, а кто не имел дела, сидел на кровати; разговаривали между собою шепотом, чтобы не разбудить спящих капрала и ефрейтора, которые одни только имели право спать после обеда.
В половине второго снова начиналось ученье, и снова затрещины и розги. Легче было только тем, что на послеобеденное ученье начальство являлось редко, а потому истязания были менее жестокими.
В пять часов — «классы», так сказать, духовная мука. С замиранием сердца усаживались кантонисты за столы. Обучали чтению, чистописанию, четырем действиям арифметики. Все нужно было зазубривать, отвечали, не понимая смысла заученного. За незнание урока виновный становился на колени, руки поднимал в уровень с головой и держал сундук килограммов 8—10 весу. Если не давали держать тяжесть, то голыми коленями ставили на рассыпанный на пол мелко набитый кирпич.
Ужин полагался в 8 часов вечера. Давали ту же кашу в жидком виде, но без борща. После ужина кантонистов выстраивали, перекликали всех по списку, осматривали каждого с ног до головы, проверяли опрятно ли одеты, вычищены ли сапоги, шинели. В 9 часов барабанщики пробили зарю; всей ротой пели молитву перед отходом ко сну. Каждый, сложив по форме верхнюю одежду в подкроватный ящик, ложился, наконец, в постель. Спать надо было на правом боку, подложив под правую щеку ладонь правой руки, а левую свободно протянуть вдоль тела. Так полагалось по уставу. Дышать во сне по уставу же полагалось ровно, глубоко, спокойно. Ни храпеть, ни говорить во сне нельзя было.
В дверях каждой комнаты-спальни зажженный ночник тускло и уныло освещал спящих, а взад и вперед мерно расхаживали кантонисты-часовые. Но ночь не приносила с собою желанного отдыха, многих ожидали новые мучения. Некоторые страдали недержанием мочи. После усиленной гонки в течение дня, забывшись сном, мальчик и не замечал, что он в постели. Провинившегося часовой стаскивал. Тот умолял часового не выдавать его начальству, но за это надо было откупиться хлебом, копейкой, грифелем и т. п., а за неимением взятки часовой ложился в кровать, и виновный становился на дежурство.
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ДНЕЙ НЕДЕЛИ
Во всех кантонистских школах жизнь шла по раз установленному порядку, одинаковому и обязательному для всех. Дни недели были распределены следующим образом. В понедельник и вторник — фронт и классы. Среда была расходным днем. Это означало, что по средам не кормили, и кантонисты должны были сами заботиться о своем пропитании. В этот день их отпускали на все четыре стороны; они шли в разные мастерские помогать в работе и за свою помощь получали копейки. Среда была для кантонистов вроде праздника. Кто не мог или не хотел работать, добывал пищу воровством. Группами в несколько человек отправлялись они на базар, где орудовали по заранее разработанному плану. Тихо, скромно подходили к торговкам продуктами. Часть кантонистов заблаговременно снимали погоны с шинелей. Те, что с погонами начинали спрашивать цены, торговаться, а беспогонные, стоя позади, высматривали, что удобнее будет стащить. Постояв немного и улучив момент, передние раздвигались, беспогонные хватали с лотков, что можно было: калач, кусок говядины, буханку хлеба и пускались бежать врассыпную. Погонные моментально сдвигались, продолжая торговаться и ругая беспогонных, делая вид, что между ними и грабителями нет ничего общего. Возмущаясь притворно, они подговаривали торговок бежать за ворами, обещая тем временем покараулить их товар. Неопытная торговка бросалась вдогонку отнимать краденое. Тогда погонные в ее отсутствие расхватывали весь товар и мигом исчезали. Когда удавалось ловить кантонистов-грабителей, то начиналась жестокая драка; бывало, что их немилосердно избивали, но схваченное съестное редко удавалось отнимать: украденное моментально передавалось из рук в руки и исчезало. Вернувшись в казармы, банда приступала к пожиранию добытого. Иные из кантонистов, робкие по натуре, побирались, выпрашивая милостыню.
По четвергам начальство производило телесный осмотр своим питомцам. Это было наиболее тягостным событием. Осмотр вызывал опасения и предчувствие новых мучений. В дни осмотра начальство бывало особенно щедро на розги, надеясь таким путем искоренить свирепствовавшие среди кантонистов болезни. После осмотра всех отправляли в баню, где чесоточных лечили варварским образом.
В бане было тесно; дрались из-за места, ругались из-за расплесканной воды. Густой удушливый пар и чад, истомленные, бледные лица — все это представляло тяжелую картину. Раздеваться, мыться и опять одеваться надо было в течение часа. По команде унтер-офицера кантонисты бросались в предбанник одеваться. Все ли успели мыться, хорошо ли вымылись — до этого никому не было дела: вся забота начальства состояла в том, чтобы приказание свести роту в баню было выполнено. И если кто после команды «выходить» хоть на минуту запаздывал, — получал розги.
В монографии рассматриваются территориально-политические перемены на Руси в эпоху «ордынского ига», в результате которых вместо более десятка княжеств-«земель», существовавших в домонгольский период, на карте Восточной Европы остались два крупных государства – Московское и Литовское. В центре внимания способы, которыми русские князья, как московские, так и многие другие, осуществляли «примыслы» – присоединения к своим владениям иных политических образований. Рассмотрение всех случаев «примыслов» в комплексе позволяет делать выводы о характере политических процессов на восточнославянской территории в ордынскую эпоху.
Книга в трёх частях, написанная Д. П. Бутурлиным, военно-историческим писателем, участником Отечественной войны 1812 года, с 1842 года директором Императорской публичной библиотеки, с 1848 года председатель Особого комитета для надзора за печатью, не потеряла своего значения до наших дней. Обладая умением разбираться в историческом материале, автор на основании редких и ценных архивных источников, написал труд, посвященный одному из самых драматических этапов истории России – Смутному времени в России с 1584 по 1610 год.
2013-й год – юбилейный для Дома Романовых. Четыре столетия отделяют нас от того момента, когда вся Россия присягнула первому Царю из этой династии. И девять десятилетий прошло с тех пор, как Император Николай II и Его Семья (а также самые верные слуги) были зверски убиты большевиками в доме инженера Ипатьева в Екатеринбурге в разгар братоубийственной Гражданской войны. Убийцы были уверены, что надёжно замели следы и мир никогда не узнает, какая судьба постигла их жертвы. Это уникальная и по-настоящему сенсационная книга.
Для русского человека имя императора Петра Великого – знаковое: одержимый идеей служения Отечеству, царь-реформатор шел вперед, следуя выбранному принципу «О Петре ведайте, что жизнь ему не дорога, только бы жила Россия в благоденствии и славе». Историки писали о Петре I много и часто. Его жизнь и деяния становились предметом научных исследований, художественной прозы, поэтических произведений, облик Петра многократно отражен в изобразительном искусстве. Все это сделало образ Петра Великого еще более многогранным. Обратился к нему и автор этой книги – Александр Половцов, дипломат, этнограф, специалист по изучению языков и культуры Востока, историк искусства, собиратель и коллекционер.
Об Александрийской библиотеке — самой знаменитой библиотеке Древнего мира, созданной в III веке до нашей эры с целью собрать «все книги всех народов» (основатели оценивали задачу приблизительно в 500 тыс. свитков) — мы знаем на удивление мало и даже слово «библиотека» понимаем иначе. Профессор Канфора в своей книге подвергает тщательной ревизии всё, что известно об «исчезнувшей библиотеке», и заново реконструирует ее девятивековую историю. Лучано Канфора — выдающийся итальянский историк и филолог-классик, профессор университета г. Бари, научный координатор Школы исторических наук Сан-Марино.
Политическая полиция Российской империи приобрела в обществе и у большинства историков репутацию «реакционно-охранительного» карательного ведомства. В предлагаемой книге это представление подвергается пересмотру. Опираясь на делопроизводственную переписку органов политического сыска за период с 1880 по 1905 гг., автор анализирует трактовки его чинами понятия «либерализм», выявляет три социально-профессиональных типа служащих, отличавшихся идейным обликом, особенностями восприятия либерализма и исходящих от него угроз: сотрудники губернских жандармских управлений, охранных отделений и Департамента полиции.