Кантианские вариации - [51]

Если у нас есть внешний опыт, то это означает, есть сознание внутренних измерений состояния, а оно, как я показывал вам в самом начале, невозможно без имплицирования элемента пространства — пространство должно быть имплицировано как элемент, это есть как факт, что мы что-то восприняли. Значит, если есть внешний опыт, то эти связи уже случились, значит, под воздействием субстанции одного рода вообще могут возникать какие-то состояния или определения в субстанции другого рода. Как это возникает в субстанциях? Частным примером взаимодействия является форма созерцания. В самом том, что мы можем говорить о формах созерцания, уже заложено свершившееся, предположено взаимодействие и общение вещей, ибо сами формы созерцания (в том числе, скажем, пространственная форма как форма чистого созерцания) строятся из обратного отражения пространственного действия человека в мире, сразу же со-общенного, согласованного с другими мыслящими, отражающими, чувствующими существами. То есть формы созерцания, по Канту, возникают не из причинного действия вещей на чувственность, а из взаимодействия. Сообщенность существует на уровне не простого состояния, а на срезе осознанности, изменения моего состояния. И поэтому Кант может говорить об основоположении общения, характеризующем мыслимость сложного явления, называемого им «composi-tum reale», то есть такого целого, части которого существуют одновременно и восприятие которых возможно только через понятие взаимодействия. Кант заключает, обсуждая эти же вещи в «Критике чистого разума»: «Все субстанции в явлении, поскольку они существуют одновременно, необходимо находятся в полном общении взаимодействия».

Я ввел чудовищно сложные вещи для того, чтобы как-то толково об этом сумасшествовать, как выражался Кант. Попытаемся все это раскрутить. Что я называю здесь сумасшедшим? Определить, что такое сумасшествие, дать ему определение — нельзя; если бы можно было определить, то сумасшествием это не было бы. Мысль Канта состоит в том, что если совершился один акт восприятия (то есть того, что мы можем назвать восприятием, а я уже говорил, что считать нечто восприятием или акт восприятия осуществившимся — не само собой разумеется), то про-взаимодействовало все, отношения вещей связались так, что оказался возможным хотя бы один внешний опыт относительно вещей или мира. Это означает, что мы никогда не имеем дело с вещами в себе, то есть с вещами помимо взаимодействия. Провзаимодействовало — и мы можем о чем-то говорить, но тогда то, о чем мы говорим, не есть вещь в себе или сама по себе. Кант говорит, что наше познание было бы невозможным, если бы мир не имел отношения к первым источникам нашего знания. Значит, мы не только не имеем дело с вещами в себе, но мы всегда начинаем после явленности. И вообще взгляд наш устроен так, что мы всегда смотрим после. Мир должен быть явлен. Ассоциируйте это с тем, что я на прошлых лекциях говорил о множественности миров. Слово «явлен» я употреблял вслед за Кантом в предположении возможной множественности миров и завершал это аксиомой, что мир не может одноявиться. Следовательно, когда я говорю — мир должен быть явлен, — накладывайте на это ассоциацию неодноявленности мира. Мы будем в том мире, который явился, наш мир этот, который явился. Именно это условие мы сейчас обсуждаем. Но когда говорят — тот, который явился, — предполагают, что мир не одноявляется, что он мог явиться какому-то другому существу, явиться другим миром. Однако там тоже было бы после.

В том мире было бы свое после, но было бы обязательно. Итак, мы начинаем после явленности, где нечто, называемое продуктами взаимодействия, может быть лишь дано, дано до, поскольку всякий рассудок дает лишь конечные величины, он определяется, давая конечные величины. Всякое наше утверждение конечно. Например, мы считаем, остановившись на каком-то числе. Говорим: пять. Так вот, начиная после явленности, мы тем самым с самого начала имеем дело с каким-то специфическим актом в области полноты и совершенства мира, полноты и уникальности описания. Мы имеем дело с актом, который выводим, который может быть дан лишь независимым и дополнительным образом по отношению к содержанию наших утверждений. Когда мы после — это дополнительный акт. И в нем мы не только имеем дело с вечными неизменными формами созерцания, но одновременно, как бы на более высокой ступеньке лестницы или на другом краю, мы имеем также некоторый уже данный, или осуществившийся, некоторый акт, то есть акт, специфизирующий этот мир, а не другой, некоторый специфический акт, лежащий в области полного взаимодействия, или полного общения, или просто в области полноты и совершенства, или в области формы как системной связи согласования многоразличного. А областью такой связи и согласования является не только общение субстанций, но и наше общение как мыслящих существ. Если мы понимаем, если совершается хоть один акт понимания, то он предполагает согласованные действия бесчисленных и многоразличных, разнородных, растасканных в разные стороны вещей. Каким-то чудом они скоординировались, и акт понимания совершился. Единичный акт понимания, раз он совершился, предполагает, что скоординировано очень многое.