Кантата победивших смерть - [75]

Вернувшись на холодный сырой воздух серого дня, Роберт несколько раз просит Лили сказать, что она делает и куда они идут. Прошлой ночью ему снились кошмары: черная речная вода проглотила весь город и вместе с ним самого Роберта.

— Здесь недалеко, — говорит Лили. — Увидишь. Не хнычь.

Они странная пара. Роберт — блондинчик, передвигается опасливо, как мелкий грызун по полю, над которым клекочут голодные ястребы и совы. Мальчишка на целую голову ниже Лили, которая может сойти за тинэйджера. Ее длинные темно-русые волосы заплетены в толстую косу, за которую никто не отваживается дергать. Лили дерется больнее всех.

Через два квартала они сворачивают направо и шагают по узкой улице с тыльной стороны огромного собора Св. Николая.

Хотя вокруг никого нет, Роберт говорит шепотом.

— Ты чокнутая. Надо вернуться.

Лили выводит Роберта на середину улицы, останавливается и показывает пальцем вверх: «Смотри».

Напротив собора возвышаются кирпичные постройки, принадлежащие церкви. Дети стоят перед входной дверью с причудливой каменной аркой (Лили не знает, как называется этот архитектурный стиль), раскрашенной в розовый и белый тона. На вершине арки, вцепившись в нее когтями передних лап и заглядывая вниз поверх круглого окошка, сидит Кролик-Вампир Ньюкасла.

Роберт роняет смешок. Смотрит на Лили, словно видит ее в первый раз. Усмехается еще раз.

— Это что… это кролик, что ли?

Лили складывает руки на груди. Улыбка способна зажечь новогоднюю елку.

Кролик-Вампир на самом деле выкрашенная черной краской горгулья. Когти и зубы — цвета крови. Широко открытые, страшные глаза. Уши длинные, как у зайца, и, если долго смотреть, кажутся крыльями летучей мыши или беса.

Роберт шутит:

— Глянь на его зубы. Он что, болен бешенством?

Лили ворчит и толкает его в плечо. Толкается Лили тоже больнее всех. Роберт не потирает ушибленное место, чтобы не показывать, как ему больно.

— Здесь не Америка, — цедит Лили сквозь зубы с таким видом, будто ей стыдно об этом говорить.

Лили вкратце, но достоверно передает Роберту историю о том, как в городе начали орудовать расхитители гробниц, пока однажды на пороге этого дома не появилось существо ростом в два с половиной метра в облике Кролика-Вампира (Лили не берется утверждать, что существо действительно было похоже на кролика) и не перепугало грабителей насмерть. Благодарные горожане изготовили статую горгульи, которая с тех пор отпугивает гробокопателей.

— Ведь действует же, а? — заканчивает рассказ Лили. — Ты видел, чтобы вокруг ошивались гробокопатели? Если только ты сам не один из них. Если так, я лучше сделаю ноги, пока он не свернул тебе шею.

Роберт нервно улыбается:

— Я не грабитель. А история настоящая?

Лили рассказывает, что некоторые люди видят в Кролике-Вампире дальнего родственника Пасхального зайца, предвестника весны («Бешеный Пасхальный заяц», — вставляет Роберт), другие считают его символом масонов, третьи — хитроумным стебом против англиканской церкви.

— Никто толком не знает, — заканчивает она. — Баю-бай, сассафрас.

Роберт отрывает взгляд от кролика:

— Сасса… что?

Лили краснеет.

— Байю-бай, сассафрас — старая поговорка. Означает, что все на свете ерунда.

— Ну-ка, повтори.

— Не буду.

— Когда ты это произносишь, у тебя другой акцент. Как будто кто-то другой вместо тебя говорит.

— А ты говоришь как задрот. Отныне и навсегда.

Лили настаивает, что уже не маленькая и сама дойдет три квартала от школы до дома. Два раза в неделю она вступает в односторонний спор с бабушкой. Лили использует графики и видеопрезентации с музыкальным сопровождением и звуковыми эффектами (она мечтает снимать кино, когда вырастет), прибегая ко все более изощренной аргументации, доказывая, что немножко заслуженной свободы лишь пойдет на пользу становлению ее характера и облегчит жизнь всем обитателям дома. Бабушка терпеливо слушает и ласково улыбается, пока Лили не закончит свое выступление, после чего говорит «нет». Призывы к дедушке и тете, которых (не мытьем, так катаньем) удалось перетащить на свою сторону, не оказывают на бабушку ни малейшего воздействия.

После возвращения из поездки в Ньюкасл Лили идет домой из школы в сопровождении бабушки. Несмотря на то что состязание воли в отношении безнадзорного возвращения домой достигло эпического накала, если не развязки, Лили обожает и немного побаивается бабушку. Она из кожи лезет, чтобы лишний раз выжать из бабушки фирменную усмешку, словно говорящую «я не одобряю, но ты, однако, не подарок».

Лили никогда не врет и ничего не скрывает от бабушки. Она рассказывает о школьной поездке и о том, как тайком сбежала посмотреть на Кролика-Вампира. Бабушка не одобряет поступка и прямо об этом говорит, хотя описание поведения невольного соучастника Лили, боязливого, как мышь, издерганного Роберта заставляет бабушку против воли усмехнуться.

Лили с трудом поспевает за бабушкой. Они вскоре подходят к дому, стиснутому с обеих сторон другими домами, с камышовой кровлей, кирпичными стенами и белыми шпалерами.

— А тетя уже вернулась? — спрашивает Лили.

— Вернулась.

Лили первой вбегает на кухню. Тетя и дед сидят на своих обычных местах за уютным круглым столиком, накрытом клеенкой веселенькой расцветки. Оба смотрят поверх оправы очков, вероятно, читают одни и те же новости, только дедушка горбится над газетой, а тетя склонилась над планшетом. Прежде чем сказать «привет», «дай я тебя обниму и поцелую» и «как дела сегодня», они улыбаются тихой узнающей улыбкой.