Каннские хроники. 2006–2016 - [71]

Л. Карахан. «Простые, прямые, функциональные связи» – но на поверку это и есть та формообразующая художественная материя фильма, от которой лучше не отрываться, чтобы не воспарить в эмпиреях и не попасть в плен таких уклончивых терминов, как «беспредельное содержание». Ты же прекрасно видел те доселе небывалые в Каннах 12 (из 15 возможных) высших оценок фильму Кешиша, которые поставили критики журнала «Фильм франсез». Разве непонятно, что это политическое голосование, продиктованное обстановкой в стране?

А. Плахов. Вот и нет. Это было бы так, если бы фильм не обладал такой художественной убедительностью, что действует, я наблюдал это, даже на закоренелых гомофобов.

Д. Дондурей. Предположим, и политическое тоже, но нам-то на это в плане итоговой оценки наплевать. Получит ли «Догвилль», шедевр Ларса фон Триера, приз в Каннах или его намеренно обойдут. Мы знаем, что он был абсолютным лидером той программы.

Л. Карахан. Когда я пытаюсь анализировать фильм, то смотрю на экран, а не в зал.

Д. Дондурей. Я тоже, просто в данном случае зал и я были заодно.

А. Плахов. Даниил, на мой взгляд, сказал убедительно. Может, сформулировал это не так научно, выражая свое импульсивное ощущение от фильма. Политическое тут, безусловно, есть, и социальный аспект действительно очень серьезный. Все это, конечно, тоже послужило успеху фильма, потому что актуальность проблематики, связанной с огромным числом иммигрантов, с мультиэтничностью общества, с отношением к секс-меньшинствам, сегодня во Франции чрезвычайно велика. Но, думаю, это все-таки не главное. И, собственно, ты сам, Лев, об этом говорил. Гомосексуальный сюжет является в каком-то смысле метафорой, в том числе и социального расслоения общества, но помимо этого существует другой метасюжет, который Даниил тоже обозначил. Эта девушка репрезентирует поиски какого-то нового мира. Мы еще не знаем точно, каков он, в чем будет состоять его отличие от нашего. Похоже, речь идет о формировании некоей новой нации или даже новой генетической породы человечества. Сейчас мы чувствуем, что в Европе складывается абсолютно новая общность, которая включает в себя, кроме прочего, и меньшинства – этнические, сексуальные. Новая структура общества, семьи, новый взгляд на воспитание детей, иные правила толерантности, другая мораль.

Д. Дондурей. Этакое космополитическое сообщество…

А. Плахов. У Кешиша не случайно есть один забавный персонаж, араб, который снимается в голливудских фильмах. Он, в общем, тянется к этой девушке, к Адель, но в итоге не решается пойти за ней, потому что хочет остаться в истеблишменте.

Л. Карахан. Он выбегает из кафе, ищет ее, но она уже ушла. Встреча невозможна.

А. Плахов. Мне кажется, он просто смотрит ей вслед, понимая, что поезд ушел. Да, встреча эта невозможна, причем с его стороны, потому что он стремится быть в респектабельном обществе, так же как и Эмма. Она создала образцовую лесбийскую семью (даже с ребенком), которая сейчас уже в новой Европе легализована. Кешиш показывает свое неоднозначное, в чем-то даже ироническое отношение к этим новым структурам общества. Но он абсолютно на стороне Адель как героини. Действительно, как в каком-то смысле и герой Трюффо, она может даже рассматриваться как романтическая героиня. Но вместе с тем это абсолютно реальный персонаж, который ищет новую реальность вместе с режиссером. Это его альтер эго. Она ищет новый мир, построенный на новых основаниях, – и результат ее поисков выходит за пределы кадра. Потому что он не может быть показан, его, этого результата, еще нет. Но мы в атмосфере фильма ощущаем напряженность поиска. Я думаю, что именно это является основной причиной успеха картины. Она открывает иной путь, выход из нашей закупоренной реальности. Сначала в нее углубляется, а потом действительно происходит попытка ее расширения.

Д. Дондурей. Я хочу детализировать важную мысль, которую сейчас высказал Андрей. Многие считают, что этнические европейские драмы – невероятный вызов для сегодняшней Европы, который она пытается освоить. Это очень серьезно: надо ли кормить греков и Кипр, португальцев и басков, турок в Германии, надо ли давать гражданство людям других этносов, религий, иных «картин мира». Кешиш, будучи тунисцем по происхождению, фиксирует то, что очень интересно обозначено в социологическом исследовании России конца мая этого года. Был проведен опрос российских граждан, кстати, даже не Левада-Центром, а ФОМом, по поводу того, считают ли они себя европейцами. Более 68 процентов не считают да и не хотят быть таковыми. У нас «особый путь», все свое, «другое», нам не нужны их – «чужие» – представления. Ни о чем! Так что и в России идет осмысление ответа на вопрос о поиске идентичности. Вот он, невидимый культурный запрет. Сурков свое дело сделал. У нас все суверенное: национальность, религия, убеждения, отношения, «счастье мое».

Л. Карахан. Проблема, которая волнует Кешиша, – не «особый путь», а именно интеграция в европейскую систему.

Д. Дондурей. Но режиссер от этой системы достаточно дистанцирован. Это звучит во всех его фильмах.