Каникулы с дядюшкой Рафаэлем - [5]

Отец подошёл к кровати, неумело взял инструмент и унёс из кухни.

Я пошёл за ним.

— Папочка!

— Что?

— Хоть бы на минутку вы мне его оставили.

— Что ещё тебе?

— Ну, поиграть.

— Уроки выучил?

— Я выучу.

— Не выучил? Садись за стол и учи! В твои годы мне отец велосипед пообещал. Сперва, когда у меня будут хорошие отметки, потом, когда я в саду землю вскопаю… Всегда какое-нибудь «потом» находилось. И отметки были приличные, и сад я вскопал, дров из лесу натаскал, и забор починил, а велосипеда и посейчас не вижу.

— А я трубу получу?

— Как бы не так!

Тут вошла мама.

— Ты только погляди, что он принёс! — Отец показал на инструмент.

— Что это такое? — спросила мама.

— Геликон, — ответил отец.

— Зачем он нам? — опять спросила мама.

— Зачем геликон? Это та самая труба, на которой играл Кемёнешев парень.

— Ру́до?

— Он самый.

— А что он на ней больше не играет?

— Как же он может играть? Ведь он теперь в Остра́ве.

— А-а, ты имеешь в виду того Кемёнешева парня?

— Ну да. Он теперь в Остраве, и на трубе играть некому.

— Так ведь он уже давно в Остраве.

— Давно.

— И сейчас вместо него никого нет?

— Должно быть, нет. А этот воображает, — отец обернулся ко мне, — что из-за этой трубы все должны с ума сойти.

— Ты ему принёс? — спросила мама.

— Сам притащил, — ответил отец.

— А где ты взял трубу? — спросила у меня мама.

— У дяди Загрушки.

— У Загрушки, — повторил отец.

— У Загрушки? — переспросила мама. — А почему же он тебе отдал?

— Чтобы я учился на ней играть.

— А тебе что, больше учиться нечему? Пресвятый боже! — воскликнула мама, всплеснув руками.

МОИ ОБЯЗАННОСТИ

Кое-кто, может, подумает, что после школы у меня дома никаких забот нет, кроме уроков, заданных на дом. А у меня работы побольше, чем вы думаете. Первым делом должен я дров наколоть, принести их в кухню и в комнату. Мама-то ведь тоже служит, и времени на такое дело у неё нет. Вернётся домой после работы, так ей всегда хлопот с готовкой хватает. То за мукой я беги, то за сахаром и всякий раз опять за мыльным порошком мчись. А там, глядишь, вода маме понадобилась, и я ношу воду, как и сегодня. Если бы речь шла просто о воде, можно было бы всегда зачерпнуть её в ручье, в колодце, где угодно. Только не всякая вода маме нравится. Принесёшь из колодца, а мама велит её вылить: вода, мол, жёсткая. Все деревенские уверяют, что для стирки лучше всего вода из Ризика. Я-то, понятное дело, считаю, что всё это выдумки. Как может быть вода жёсткая или мягкая? Она может быть хорошая или плохая, чистая или грязная, холодная или горячая. Взбредёт кому-нибудь в голову ерунда, и все сразу же ей верят. А ты бегай по деревне, ноги сбивай, тапочки промачивай. Ведь когда спешишь, вода-то из ведра выплеснется не раз и не два. Вода, мол, жёсткая! Что правильно это, я пока как-то не заметил, хоть воды и понатаскал ой-ой сколько! Ну да ладно! Отец говорит: «Ты, оболтус, старших слушайся!» Самое скверное, что пока я туда-сюда ношусь, все мои одноклассники давно уже уроки приготовили, и ребятам никто не мешает вытворять на улице всё, что им вздумается. Одни на коньках катаются, другие в снежки играют. Иду я по краю дороги, и вдруг — бац! — по голове снежок, да такой большущий-пребольшущий.

Беру ведро и иду своей дорогой.

Я ставлю ведро на землю и оборачиваюсь.

— Кто бросил? — строго спрашиваю я.

А ребята только смеются.

— Кто бросил? — спрашиваю я ещё раз и подхожу к ним.

А они смеются, признаться и в голову никому не придёт. Если бы не спешить, я виновника легко нашёл бы, а так что я могу сделать?

Беру ведро и иду своей дорогой. Опять кто-то бросил снежок, мимо самого уха пролетел.

Но больше всего меня злит, когда мальчишки начинают насмехаться надо мной: всегда, мол, тебе некогда…

— Винцо-о-о!

— Ну?

— Куда воду носишь?

— Куда её носить? Домой…

— Столько? Ха-ха-ха!

— Чему вы смеётесь?

А они всё смеются. Ослы!

— На что вам воды столько? — кричат мне ребята.

— На что? Про запас!

— А зачем запасаться?

— Надо, вот и запасаемся. Сушим её, а потом в шкаф складываем.

— В шкаф? Ха-ха-ха!

— Вот видите. Не знаете, что воду можно сушить? — Я презрительно оттопыриваю нижнюю губу. — Воду режут на красивые ровные кубики и потом складывают их в шкаф.

— Заливаешь!

— Сами вы заливаете! Ну как вы думаете, зачем я столько воды стану носить?

— Врёшь ты всё!

Я больше ничего не объясняю. Пусть голову поломают.

Пришёл домой, а отец уже на работу собрался. Сажусь за стол и жду, что ещё он или мама придумают. Отец прощается с нами и уходит. У мамы не находится для меня никакого дела. Я сижу над учебниками, будто урок учу. Когда же мама выходит во двор, откладываю книгу в сторону. Притворяться мне, что ли? Не хочу вовсе быть каким-то примерным! Почему? Вам-то я могу признаться. Как только мама обо мне забудет, я улизну на улицу: мне тоже ведь хочется хоть чуточку поиграть.

Ребята встречают меня криком.

— Воды уже наносил? — спрашивают они.

— Наносил.

— И она уже сушится?

— Сушится.

— Так ты нам потом принеси.

— Чего?

— Сушёной воды.

— Там видно будет.

Вот так мы друг друга и поддразниваем.

Когда стемнеет, ребята идут ужинать, после ужина они смотрят телевизор, а когда начнут клевать носом, могут и спать ложиться. А я снова сажусь за книжки и тетрадки. Сейчас, например, мне нужно написать сочинение. Самое обыкновенное сочинение. О том, что я делал вчера. Но разве можно об этом написать? Я напишу, что носил воду, а меня снова на смех поднимут. Ну и пусть себе на здоровье смеются!