Канатные плясуны - [60]

— А в чем смысл парохода? Я тоже не пойму, — признался Дмитрий.

— Смысл — гениальный. Вот здесь — на нашем берегу — зона ответственности городского управления внутренних дел. А на том берегу, — продавец махнул рукой в темноту, — свои чиновники, милиция и свои бандиты. Река, как таковая, не принадлежит никому. В том смысле, что объект федерального значения, только она и федералам на хрена не нужна — нефть по ней не течет.

— Паша выбрал правильное место, — кивнул Дима. — Может творить на своем «корыте» все, что хочет, а кругом — наплевать? Ничья зона ответственности?

— Именно. Сразу после парохода он купил два катера, а все лодки, которые были поблизости, уничтожил. Умные продали их ему подешевке, а дураки в прямом смысле остались у своих разбитых «корыт». Короче, несколько лет ни один случайный человек не знал, что происходит на заякоренном посреди реки судне. И результат…

— И результат? — переспросил Дима.

— Если тебе нужен склад, и ты хочешь быть уверенным, что никто не сунет нос в твои тюки… Или развлечься от всего пуза… Короче, нейтральная зона. И статус у Паши — нейтральный. Во всяком случае, был, если верить слухам. Тем более, если кому-то в голову взбредет наведаться туда без приглашения, будь то местные или соседи, на пароходе узнают об этом еще до того, как лодка отчалит. Река, скажу тебе, великая вещь. Недаром границы предпочитают по рекам проводить. Естественный барьер.

— И о том, что я собираюсь на пароход, — спросил Дима, прислушиваясь к стуку лодочного мотора, — тоже знают?

— Я привожу туда продукты, — пояснил продавец сосисок. — Хлеб, фрукты, свежее мясо… Ты у меня будешь вроде как экзотический фрукт, устраивает?

— Лучше, чем свежее мясо, — согласился Дима.

* * *

Метров за двести до судна продавец сосисок, переквалифицировавшийся в лодочника, выключил мотор и дальше пошел на веслах. Темный берег то тут, то там мерцал огоньками окон, где поселилась бессонница. Вода плескалась о борт лодки. Прямо над головой пролетела то ли ночная птица, то ли летучая мышь. Мелькнула и скрылась.

— Мне страшно. Мне страшно до тошноты, — вдруг сказал Дима. — Я не хочу стать утопленником, раздувшимся до неузнаваемости и с выеденными глазницами. Я не хочу умирать. Я не хочу, чтобы убили моих друзей, которых я знаю и люблю всю жизнь. И еще меня укачивает, — признался он.

— Я чуть было не испугался за тебя, — хохотнул лодочник. — Глотни, — он достал плоскую никелированную фляжку и протянул. — Каждый взбадривает себя по-своему, верно? Я, например, говорю себе в таких случаях: ты хотя бы раз умирал, чтобы понять, что это такое? И становится легче.

Дима отвинтил пробку, поднес фляжку к губам…

— Так ведь самогон, — он закашлялся.

— Звиняйте, батьку, бурбону у нас немае… — лодочник тоже отхлебнул, закрыл фляжку и подмигнул Димке. — На обратный путь оставим.

ЗАВОДЬ

— Все такой же! — Паша-мореход шагнул навстречу вошедшему в его кабинет директору Электролампового завода Джабраилу Саидову, попросту — Саиду, и обнял его. — Саид, давненько мы с тобой пару пива не раздавливали. Эх, блин, годы…

— Ничего не мешает тебе угостить меня, — ухмыльнулся Саид. — Пусть даже пивом.

— Принеси нам что-нибудь, — приказал Паша телохранителю. — И закусить.

— Дело серьезно поставлено? — поинтересовался Саид, глядя вслед удаляющемуся охраннику.

— Разве это серьезно? — иронично, в тон ему, ответил Паша.

— Трюмы под склады, остальное по мелочи. Скажем так, плавучий мотель с полным пансионом. Три звездочки, не больше, ты в таких постоялых дворах не останавливаешься.

— Здесь еще игорный притон, публичный дом, да и «балуются» твои постояльцы, — кивнул Саид.

— Вот уж насчет наркотиков — не знаю. Или ты с обыском заявился, а, Саид? — Паша засмеялся и по-свойски хлопнул его по плечу. — Может, твои нынешние корефаны из мэрии тебя прокурором назначили, а? Да не обижайся ты, слушай лучше, я тут на днях вспоминал: как-то на Святки лет пятнадцать назад, мы еще учились, ты, я, да три девчонки — племянница с подружками — гадали… Помнишь?

— Помню. Но…

— Нет, ты вспомни!

— Ну да, — нехотя кивнул Саид, — когда мы на блюдце гадали, ты спросил — если душу продать, турнир выиграю?..

— Ну и…

— Ты выиграл то соревнование.

В это время вошел телохранитель. Он нес большой поднос, на котором в виде экзотического цветка лотос на блюде находились тонко нарезанная осетрина холодного (балычок) и горячего копчения, как стебельки лиан струились жирные угри, вперемешку с лепестками розовой слезящейся семгой и фигурно расположенными гроздьями серой белужьей, оранжевой лососевой и желтой щучьей икры. В центре подноса стоял штоф с ледяной водкой, настоенной еще прошлой весной на смородиновых почках, а вокруг, как гнездо птицы, лежала зелень: молодой лук, салат, базилик, веточки кудрявой петрушки и ядрышки редиски.

— Вот видишь, — сказал Паша, взяв в руки графин и разливая водку. — Я выиграл тот турнир. Давай — по сто пятьдесят за нашу школьную дружбу.

— Мореход, — Джабраил Саидов взял хрустальный бокал и чокнувшись с Пашей, выпил, тут же закусив редиской. — Похоже, теперь пришло время платить по счетам.

— Какие могут быть счеты с кентарем? — развел руками Паша-мореход, в одной из которых была емкость с водкой, а в другой — ломтик копченого на вишневых стружках угря, с которого падали капельки жира.