Канареечное счастье - [159]

«Но если бы я видел, я бы знал, — подумал Кравцов. — Я бы знал то, что случится дальше». И тут же ему стало ясно, что слово «дальше» особенное слово. Его необходимо произнести сорок четыре раза подряд. Он начал было мысленно отсчитывать: «Дальше, дальше, дальше…» Но голос внутри шепнул: «Ты должен вслух. Ты должен вслух, и тогда будет все хорошо. А если не вслух, то это ничего не значит. Ты должен вслух, тогда значит. Ради Наденьки».

Он оглянулся по сторонам. Из-за поворота аллеи вышел высокий господин и медленно приближался к бассейну, ведя за собой на привязи черного пуделя.

«Пожалуй, успею», — подумал Кравцов, и быстро стал произносить таинственное слово. Но что-то опять шепнуло: «Ты должен закончить как раз в тот момент, когда господин с собакой поравняется с бассейном. Не раньше и не позже. Тогда все будет хорошо. А иначе все будет плохо. И, главное, все будет плохо с Наденькой и с тобой…»

Но когда господин поравнялся с бассейном, Кравцов сбился со счета и не знал, сколько раз в действительности он произнес слово «дальше». Не то сорок три, не то сорок четыре раза. Сердце его учащенно билось.

«Пусть в таком случае неизвестность», — мысленно схитрил Кравцов.

Но тот же голос шептал: «Можно исправить. Забеги вперед господина и наступи ногой на первую же спичку. Тогда все будет хорошо. А иначе, может быть, будет плохо».

«Пусть может быть,— упрямо не соглашался Кравцов. — И вообще, все это долой, — подумал он, решительно тряхнув головою. — Долой, долой. Пусть только может быть… Все-таки шанс… И теперь уж кончено».

Он быстро пошел к выходу, но в воротах слабый отзвук таинственного голоса шепнул опять: «Коснись правой рукой стены. Чтоб закрепить шанс».

«Ну уж это в последний раз», — нахмурился Кравцов и протянул руку к стене, стараясь в то же время придать своему движению случайный вид, так, словно бы он машинально, в задумчивости коснулся стены рукой. И вот он очутился в густой толпе. По Calea Victoriei блестящими жуками ползли автомобили. И несмотря на то что до условленного времени оставалось еще довольно долго, Кравцов решил теперь же отправиться на склад. По дороге он придумал некоторое основание для своего визита. Он спросит у Федосей Федосеевича об Африке. Он давно уже собирался спросить об этом. Еще тогда, когда впервые заметил на карте зеленые флажки, ведущие через Сахару к Судану… «Для чего на самом деле Федосей Федосеевич так тщательно изучает Африку? Не думает ли он…»

Но тело его уже возносилось вверх по скрипучей деревянной лестнице, и белая дощечка «Romul», как на экране, выступила из темноты. Стараясь придать лицу наиболее беззаботное выражение, он позвонил, и сейчас же за дверью послышались шаркающие шаги Федосей Федосеевича и вслед за этим осторожная возня с дверной цепочкой.

«Как, однако, все старики медлительны», — нетерпеливо подумал Кравцов. В раскрывшейся двери лицо Федосей Федосеевича приветливо заулыбалось.

— Ах так! Юноша! — воскликнул он, протягивая руку. — А я здесь занимаюсь изучением… — Он указал на карту. — Да вы входите. Входите же! — повторил он, заметив нерешительность, с какой Кравцов топтался на месте.

Кравцов вошел. Он чувствовал, что должен что-то сказать, но стоял молча, глядя на Наденьку. Она подняла голову. Она смотрела на него прищуренными глазами.

— Благодарю вас, — ответил наконец Кравцов. — Я, если разрешите, войду на минутку…

— Но ведь вы уже вошли, — с деланным удивлением отозвалась Наденька. Она не выдержала и расхохоталась.

— Ну, ну, не смущайте молодого человека, — сказал Федосей Федосеевич, предлагая Кравцову стул.

Кравцов чуть не свалился на пол, плохо рассчитав движение.

— Вы изучаете Африку, — поспешно проговорил он, стараясь скрыть охватившие его чувства. — Это, должно быть, очень интересно. Я, к сожалению, о ней ничего не знаю. Я, к сожалению, о ней знаю очень мало, — путался в словах Кравцов.

И сам того не подозревая, он подсаживал Федосей Федосеевича на излюбленного им конька.

— Африка изумительная страна! — воскликнул Федосей Федосеевич. — Страна огромных возможностей. Да, огромных возможностей.

Теперь он устремил свой взор за черную линию экватора, и тысячи подробностей, вычитанных им в различных книгах, разместились по всей карте от Золотого Берега до Мадагаскара и от Тимбукту до Мыса Доброй Надежды. Он видел мутные реки, низвергающиеся с базальтовых скал в пустыню, стада антилоп в выжженной солнцем прерии, чудовищных крокодилов, греющихся на нильских отмелях, розовых фламинго с крючковатыми шеями и заросли пальм и алоэ. Негритянский царек, разукрашенный перьями, улыбаясь, протягивает ему финик. Федосей Федосеевич принимает финик из деликатности. Он его ест. Он ощущает во рту его мучнисто-сладкую мякоть и даже косточку, твердую как кремень и выдолбленную посередине тысячелетиями… И пыль Сахары хрустит у него на зубах. Но, повернувшись к Кравцову, он говорит:

— Для коммерческих предприятий это исключительная страна.

— Вы думаете уехать в Африку? — спросил Кравцов.

— Я уеду туда, друг мой, — просто ответил Федосей Федосеевич. — Я продам свой магазин и уеду, как только получится французская виза.