Канал грез - [13]

— А тот танкер, который лежит на дне бухты Лимон?

— Он был зарегистрирован как американский, вы сами мне об этом постоянно твердите, мистер Брукман, — возразил Оррик. — О нем не упоминали в новостях, пока его не взорвали. Но нас красные атаковать не посмеют. Мы в центре общественного внимания. Наша жизнь что-то значит. Поэтому сюда направляется самолет, чтобы на нас посмотреть. Мы — центральные персонажи пьесы, так сказать, «нумеро уно»[16].

— Ну, раз уж вы так уверены, — сказал Брукман, погружая в суп ложку, — кто я такой, чтобы вам возражать!

— А я все-таки рискну предположить, — задумчиво прищурившись, произнес Мандамус, — что в случае, если переговоры пройдут успешно, все корабли будут отпущены еще до конца месяца.

Брукман засмеялся, поперхнулся супом и промокнул рот салфеткой. Оррик согласно кивнул, медленно наклонив молодую белобрысую голову.

— Только если придут эти ребята. Вот придут ребята, и дело пойдет.

— Знать бы, каким образом? — спросил Мандамус, словно размышлял вслух.

— Ничего, недолго осталось, — сказал Оррик, отламывая еще один кусок хлеба. — Скоро увидите.

— Алло? Алло? Хисако? Мисс Онода?

— Да, да. Я слушаю.

— Ах, это вы! Как вы там?

— Хорошо. Очень хорошо. А как вы?

— Хисако, что же ты делаешь? Почему ты все еще на этом пароходе? Я перенес все концерты, начиная с Гааги, на месяц вперед, кроме бернского. Залы иногда другие, но это мы утрясем позже. Но тебе надо скорей выбираться оттуда!… Ты меня слышишь? Алло?

— Это не так просто, господин Мория. Вертолеты сбивают, маленькие суда атакуют… иногда у самого берега озера; аэропорт в Панаме закрыт…

— Наверняка он не единственный, есть же там и другие аэропорты!

— … а из-за того, что… нет, в городе только один гражданский аэропорт. В Колоне закрыт на…

— Я не про город, есть же в стране еще аэропорты!

— Пан-Американ заминировали.

— Как заминировали? Авиалинию заминировали?

— Не авиалинию, а пан-американское шоссе. В Панаме и в Колоне мятежники захватили заложников.

— Но ты же японка, не американка. Ты-то тут при чем…

— Они берут в заложники… уже взяли японцев, американцев, европейцев, бразильцев… всех без разбору. В Кристобале захватили одного из капитанов, капитана Эрваля… Если я попытаюсь выбраться, я, может быть, проскочу, а может, и нет. Здесь мы хотя бы в относительной безопасности.

— Неужели нельзя вытащить из канала эти суда? Неужели их не могут как-нибудь вывести?

— У мятежников есть ракеты. К тому же они могут взорвать шлюзы или какую-нибудь плотину — на озере Мадден или Минди. Канал — очень уязвимое сооружение, хотя и большое.

— Хисако, неужели все это правда? Ладно, не будем об этом. Неужели нельзя ничего придумать? Ну хоть какой-то выход ведь должен быть? Интерес публики сейчас велик как никогда, про тебя сообщали в новостях, но европейцы не могут ждать вечно, и уж прости меня, Хисако, но годы идут, и ты уже не молоденькая. Ну извини, извини меня! Скажи, что простила! Я совсем не высыпаюсь, до ночи вишу на телефоне, все эти звонки в Европу, бросаюсь на окружающих… И как я только мог такое сказать! Ну скажи, что ты меня простила…

— Конечно же! Все хорошо, и вы, конечно, совершенно правы. Но я уже советовалась с консульством; там сказали, что безопаснее всего отсидеться. Они думают, что скоро все успокоится или американцы вновь войдут в Зону.

— Вот только когда это будет?

— Кто знает? Следите за новостями.

— Я слежу! Я и так уже сижу у телевизора как приклеенный! Только и делаю, что непрерывно названиваю в Европу, так что мои телефонные счета уже достигли величины национального долга США, а в остальное время смотрю японское «Си-эн-эн»! Но сколько ни смотри новости, это не перенесет тебя и твою виолончель в Европу!

— Извините, господин Мория. Но я ничего не могу придумать, что тут поделать.

— Ох-хо-хо! И мне тоже ничего не приходит в голову. Просто… просто ужас какой-то, хоть головой об стенку бейся! И почему только я не послушался мамочку и не остался в оркестре «Эн-эйч-кей»? Ладно, не обращай внимания. Ты репетируешь? Инструмент в порядке?

— Репетирую. И я, и инструмент в полном порядке. Я не знала, что вы играли в «Эн-эйч-кей».

— Что? Да, играл. На трубе. Это было много лет назад. Я ушел оттуда, когда понял, что больше заработаю как импресарио. К тому же от трубы у меня болели уши.

— Так, выходит, вы, господин Мория, что называется, «темная лошадка».

— Хисако, я, что называется, разорившийся агент. И чем дольше я с тобой разговариваю, тем глубже залезаю в долговую яму. Продолжай репетировать.

— Хай. Спасибо, что позвонили. До свидания.

— Сайонара, Хисако.

Глава 3 ВСЕОБЩАЯ КОМПАНИЯ

«Накодо» стоял у восемнадцатого причала уже неделю: какие-то неполадки с винтом, его заклинивало. После двухдневных беспорядков и введения комендантского часа было объявлено, что ситуация в городе стабилизировалась.

Пока водолазы пытались починить винт, Хисако вместе с Мандамусом, Брукманом и старшим помощником Эндо сошла на берег. Капитан Ясиро нетерпеливо мерил шагами мостик, с завистью наблюдая, как другие счастливчики проплывают под аркой Пуэнте-де-лас-Америкас, направляясь мимо восемнадцатого причала к шлюзам Мира-флорес. Небо кишело вертолетами, сновавшими между базой Южной группы войск в Форт-Клейтоне и американскими авианосцами и десантными кораблями, находившимися в Панамском заливе. Сообщалось, что венсеристы спустились с Центральных Кордильер и Серрания-де-Сан-Блас. Куба направила Соединенным Штатам ноту, возражая против намечающейся интервенции, и предложила республике свою помощь. Соединенные Штаты дополнительно усилили охрану своей базы в Гуантанамо, на Кубе. Советский посол посетил Белый дом и вручил президенту ноту, но текст ноты не оглашался.