Камыши - [24]

Шрифт
Интервал

— Ну и все, — и достал сигареты. — Теперь порядок, как, помнишь, когда мы по ночам ходили за водой. Тоже была очередь. Тогда за водой… Колодец помнишь?

— Живучи мы с тобой, Витя, — улыбнулся он.

— Да-аа, — кивнул я.

— А хороший ты написал роман, Витя, — сказал он, вытираясь платком. — Серьезный. Мы по вечерам иногда вслух читаем. Ну а второй? Про Миус? Я ведь все жду. Не думай, что забыл. Год вот уже, как ты написал, что скоро кончаешь и сразу же мне привезешь. Я и Татьяне хвастался, что в такие попал критики. Все, выходит, в порядке? Закончил, значит?

— Про Миус?.. Да видишь ли, — я чиркнул своей зажигалкой. — Как бы это тебе объяснить?..

— Да ты не подумай, не думай, — вдруг торопливо заговорил он. — Я догадываюсь, что это не кирпичи обжигать, а поделикатнее.

— Нет, не в этом дело, Костя. Тут совсем другая причина, — кажется, газа в моей зажигалке осталось немного.

— Устал? — с участием спросил он. — Я вижу — устал.

— Да, наверное, — согласился я. — Что-то есть вроде… накопилось. Но только смотря от чего устал… понимаешь? — Я посмотрел вокруг и отодвинулся от солнца, которое сквозь ветки опять достало меня. — Даже ты, Костя, про Миус уже стал забывать.

— Может быть, может быть, — сказал он, ерзая. — Но ведь давно было. И Миус, и Днепр, и Висла… Чего только не было!

— А «краба»? А колодец? А Грига? А вышку? Да ты что, Костя! А вышку за Таганрогом помнишь? Неужели так ничего и не помнишь?

— Вышку?.. Нет что-то…

И вот здесь-то, за этим трехногим столиком, выяснилось нечто уже совсем удивительное: Костя, оказывается, не помнил, что это он и вытащил меня из моря. Вот из того самого, где жили его рыбы. Костя начисто, как я ни старался растрясти его, не мог вспомнить того дня, когда он подарил мне жизнь. Вот так история! Тогда, конечно, ему не понять, почему я выбрал именно этот город и прилетел к нему.

— Да, да, да… А вот Грига припоминаю. Верно… Извини, конечно. Не знал я Грига. — И комкал свой платок, и кивал мне, и сидел, поглядывая на очередь. А вышку забыл. Извини. Давно ведь. Давно.

— А за что это я должен тебя извинять? — спросил я.

— Не тем, понимаешь, не тем мозги забиты, — ответил он.

Интонация этой фразы мне показалась почти унылой. Да и поглядывал Костя на меня вовсе не глазами любящей матери, наконец-то нашедшей своего пропавшего отрока. Но и я, пожалуй, был уже готов спросить его: «Слушай, милый, скажи честно, а тебе-то, теперешнему, нужна моя книга о том, что поднимало нас из окопа? Я-то надеялся, что хоть тебе нужна. Или тебе сейчас больше подошел бы художественный справочник по обмену жилплощади? Давай наконец откровенно».

— Вот мы и сидим с тобой, Костя, в Ростове, — наконец сказал я.

Приглядевшись, я понял, что никаких раков здесь не было и в помине, а вяленую рыбу приносили с собой, вытаскивали из карманов и тут же выбрасывали просаленную бумагу в траву. Кружки нам еще раньше пообещали с соседнего столика и не обманули. Я встал, понимая, что дело безнадежное: начало седьмого, а моя очередь не сдвинулась с места. Что, если Настя вдруг сдержит слово, — хотя я в это и не верил… Но я-то все равно был обязан прийти, чтобы она не ждала там.

— Подожди, — сказал Костя. — Дай мне кружки. Вот там стоят двое наших…

Он взял кружки и ушел, тяжелый и медленный. И тут я заметил целый букет крупных оранжевых раков, засверкавший на столике под другим деревом. Пожалуй, такой букет не завял бы до Ленинграда.

Он вернулся словно чем-то обрадованный, и я не очень понимал, что означает его пристальный, устремленный на меня взгляд.

— Ну и как? — спросил я, раздумывая над тем, какой бы мне найти удобный предлог, чтобы уйти. Тем более, что мы наверняка уже наговорились и устали друг от друга. — Скажи, Костя, здесь где-нибудь рядом есть стоянка такси?

— Ты чего нервничаешь, Витя? — навалившись грудью на стол, Костя мягко положил свою руку на мою, так мягко, как способен только сапер. — А может, недельки две тебе отдохнуть? А?

Ничего не весила Костина рука, но каким-то образом я почувствовал крепость его пальцев.

— Я, знаешь, сейчас подумал: а не махнуть ли тебе к старику Степанову, в Темрюк? А? Ведь это, между прочим, он, Витя, он вытащил тебя из моря, — очень спокойно сказал Костя. — А совсем не я. Он.

Я посмотрел на него, не выдержал и улыбнулся.

— Я все вспомнил, Витя. Меня ведь на вышке с вами тогда не было. Не было меня на вышке. Вспомни-ка сам. А вытащил тебя из моря Степанов. Степанов, Степанов, Витя. Не смейся. А Темрюк — городишко зеленый, гостиница ничего, новая. Захочешь — устроишься у него, покупаешься в море, в нашем, Азовском. Поезжан к нему, Витя. Съезди. Где еще лучше всего отдохнуть? А вернешься сюда — и сядешь работать.

— А на дороге, когда я плевал на тебя кровью, тоже не ты был?

— Правильно, правильно, — закивал он. — Но вытащил-то тебя Степанов и мне передал. Ты очнулся — и меня увидел. Я тебе искусственное дыхание делал. Вот как было. Понимаешь? Теперь я сообразил, о чем ты говоришь.

Мне стало не по себе от размягчающей хватки Костиных пальцев.

— Нет, Костя, ты что, серьезно?

— Так, Витя. Так.

— Подожди, подожди, Костя. Ну-ка расскажи еще раз…


Еще от автора Элигий Станиславович Ставский
Домой ; Все только начинается ; Дорога вся белая

В книгу вошли три повести Э.Ставского: "Домой", "Все только начинается" и "Дорога вся белая". Статья "Рядом с героем автор" написана Г. Цуриковой.


Рекомендуем почитать
Почти вся жизнь

В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.


Первая практика

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


В жизни и в письмах

В сборник вошли рассказы о встречах с людьми искусства, литературы — А. В. Луначарским, Вс. Вишневским, К. С. Станиславским, К. Г. Паустовским, Ле Корбюзье и другими. В рассказах с постскриптумами автор вспоминает самые разные жизненные истории. В одном из них мы знакомимся с приехавшим в послереволюционный Киев деловым американцем, в другом после двадцатилетней разлуки вместе с автором встречаемся с одним из героев его известной повести «В окопах Сталинграда». С доверительной, иногда проникнутой мягким юмором интонацией автор пишет о действительно живших и живущих людях, знаменитых и не знаменитых, и о себе.


Колька Медный, его благородие

В сборник включены рассказы сибирских писателей В. Астафьева, В. Афонина, В. Мазаева. В. Распутина, В. Сукачева, Л. Треера, В. Хайрюзова, А. Якубовского, а также молодых авторов о людях, живущих и работающих в Сибири, о ее природе. Различны профессии и общественное положение героев этих рассказов, их нравственно-этические установки, но все они привносят свои черточки в коллективный портрет нашего современника, человека деятельного, социально активного.


Сочинения в 2 т. Том 2

Во второй том вошли рассказы и повести о скромных и мужественных людях, неразрывно связавших свою жизнь с морем.


Том 3. Произведения 1927-1936

В третий том вошли произведения, написанные в 1927–1936 гг.: «Живая вода», «Старый полоз», «Верховод», «Гриф и Граф», «Мелкий собственник», «Сливы, вишни, черешни» и др.Художник П. Пинкисевич.http://ruslit.traumlibrary.net.