Камыши - [21]

Я нагнулся и поставил шлепанцы перед Костей, потому что это было похоже на то, что гость выгонял хозяина. И к тому же я заметил странную стойку пса, который уже был у дверей, заменив своим хвостом вентилятор.

— А если с ним? — сказал я. — Давай мне его. Он меня приведет обратно. Отпустишь?

— С ним? Пойдешь, Тим? — спросил Костя, снимая с вешалки поводок.

Вентилятор заработал еще быстрей, безошибочно повернувшись в мою сторону. Я взял поводок, а пес вертелся и чихал от волнения, дрожа всем телом, оказавшись безобидным и добрым малым, который сложен был из одних эмоций.

— Значит, прямо, а потом будет улица налево, — сказал Костя.

Именно так мы с псом и сделали. Попрыгав через траншеи, свернув налево, мы оказались на людной, размякшей от жары улице.

Все, конечно, так и должно быть. Да и на что я мог рассчитывать? У Кости — своя жизнь, свой дом, свои рыбы, а у меня — собственные, мне одному ведомые заботы, которые вряд ли смог бы понять даже очень близкий человек. В чем же я имел право обвинять его?

Меня передернуло от одной мысли о водке. И вышел я на улицу, если правду сказать, совсем не для того, чтобы ходить по магазинам, а чтобы взять себя в руки.

Довольно зеленый город этот Ростов, много цветов. И попадаются тихие, сплошь затененные улочки.

И все же какой-то едва ощутимой, даже призрачной добротой этот день был для меня освещен. Какой же? Откуда у меня это чувство? Неужели красавица Настя, ее давно знакомый, чуть хрипловатый голос?.. А может быть, и верно это была отдушинка, которую сама судьба открыла для меня прямо в небе? Но только надежда увидеть ее еще раз слишком уж мала. Да, пожалуй, такой надежды и вовсе нет. Она посмеялась, глядя мне вслед, стоя на трапе, и, конечно, давно уже успела забыть это маленькое происшествие. Но день этот все равно, значит, был не зря.

Едва мы оказались на улице, Тим тут же перестал тянуть поводок и точно приварился к моей ноге, вышагивая рядом солидно и даже торжественно. Этот пес знал цену своему дорогому хвосту.

Солнце уже касалось крыш, но по-прежнему пекло, не остывая и не щадя. С неба свисал спустившийся и ничем не пробиваемый зной, когда кажется, что кислород весь без остатка выкачан из воздуха и неизвестно, для чего открывать рот, потому что дышать бесполезно. Есть только сухая горькая пыль, которая почему-то еще не до конца забивает легкие. Трудно было представить себе, как сейчас давиться в трамвае или троллейбусе. Однако я понял, в чем дело, когда увидел афишу: «СКА — ЦСКА». Вот, может быть, и жаль, что во мне никогда не буйствовал болельщик.

Мы с Тимом шли, приноравливаясь друг к другу, чтобы попадать в ногу. Обогнули скверик, засаженный красными и розовыми гвоздиками, и даже посидели там, пока я выкурил сигарету. Потом на противоположном углу всего за двадцать копеек нам досталось по пирожку с мясом, — я тоже пожевал, но скорей за компанию. Нам обоим было поровну жарко, поровну пыльно, поровну шумно. И, что любопытно, я мог бы поучиться у этого пса величественности, которую он не терял даже прижатый к стене, даже оглушенный чьей-то чересчур размахавшейся и тяжелой авоськой. Он знал, что это бывает, и шагал дальше, Я понимал, что иногда ом наступал на тлевшие окурки. Но и в этом случае он только вилял хвостом, как бы подбадривая меня: «Ничего, бывает и это». Он оказался другом что надо.

Однако прошло уже минут сорок, как мы вышли из дома. И какая-то непонятная пустота копилась у меня в душе.

Я не мог рисковать и привязывать Тима на улице, возле витрины. Распахнув двери, придержав их, я посадил его в уголок, к стене. Привязал поводок к батарее парового отопления и потрепал по мягкой спине:

— Посиди. Я сейчас. Посиди.

Он выпустил язык чуть ли не до пола.

Я увидел поверх голов коньяк и венгерское шампанское, и уже вынул деньги, и уже слышал: «Женя, сардельки не выбивай», и уже разглядел, кто последний в кассу, как вдруг в меня впился взвившийся жалобный визг, собачий вопль о боли, о беспомощности.

Это был парень лет под тридцать в какой-то расчерченной рубахе навыпуск. Он снова занес ногу, прицеливаясь. И опять среди стен заметался скулящий визг о помощи. И я ослеп, хотя знал жуткую реакцию своей правой руки. А если учесть, сколько в ней за этот день накопилось… И похоже, что, не помня себя, я дотронулся до его черепа с короткими волосами, которые были зачесаны вперед.

Приподнявшись на локте, он смотрел на меня с немым удивлением, моргая чаще чем нужно. Наконец, увидев себя на кафельных плитках, сел и стал бессмысленно отряхивать рукава своей рубахи.

Неужели это случилось? Ведь я же был метрах в семи от него?

— Привел в магазин собаку и еще парня ударил. Водят везде своих собак, а тут продукты…

Я стоял, ощущая на себе любопытные взгляды.

— Нажрутся водки, зальют глаза, а работать некому.

— А он, женщина, зачем собаку ногой бил? Это же тварь божия, бессловесная. Она же его не кусила, не трогала.

— Обоих сдать куда надо. Милиционер тут на углу.

— За какую-то собаку — до крови. Ай-ай-ай… И хорошо одет.

— Она ж спокойно сидела. Я видела. Вишь, в угол забилась. Сардельку-то есть будет?

— Ну чего, бабы, столпились? Не убил же он его?