Камушек на ладони - [29]

Ружье! Вилюм сразу пришел в себя от ярких снов наяву и провел ладонью по лбу.

Что он медлит? То, ради чего пришел сюда, еще не сделано!

Вилюм решился и вышел во двор, хотя глазам его жаль было расставаться с комнатой, которую он в своем воображении уже обустроил для долгой и счастливой жизни. Казалось, вот закроет он дверь, и останется без присмотра и застеленная белым постель, и шкаф с резным верхом, и комод, где хранятся самые ценные вещи, так как в шкафу не для всего места хватит. Вилюм опять был во дворе, в обыденном мире. И тот принял Вилюма словно пылкая жена, обняв горячими солнечными руками. В висках сразу застучала молоточками кровь, и ремень от ружья врезался в плечо. Вилюм глянул на окно дома, странно, что не стоит на нем мирта в широком горшке, в комнате он будто бы чувствовал ее запах. Это — Юленькина, на невестин венок. Ах, ерунда, Юленькина мирта растет в именье, а здесь со временем появится совсем другая, которая потом украсит фату дочерей Вилюма.

Э-э, все это еще в Божьей воле.

Вилюм подумал так, когда проходил мимо распахнутой двери хлева: внутри ничего видно не было, кроме прошлогодней соломы. Ни корова не замычала ему навстречу, ни курица не заквохтала, только что снеся теплое яйцо. Да, все пока в руках Божьих, потому и надо молиться, чтобы все обошлось. Вилюм опять вспомнил, что должен делать, и его снова охватила робость. Он вознамерился проскользнуть между двумя большими господами. Не с честными намерениями он шел сюда… но раз не было иного пути? Право же, не было! Вилюм обратил взор к небу, неизвестно что желая увидеть там, но сейчас же опять потупился.

Раз иного пути не было, что ж, а Каршкалны так ему по сердцу…

С тех пор, как увидел, что Каршкалны восстанавливают, так помимо воли и загорелся ими. И не все равно оказалось — думать об этом месте, об этом доме в чисто выбеленной батрацкой каморке, что в именье, или здесь, где словно белозубый рот смеялась яркими драночными заплатами крыша. Здесь было хорошее место, здесь будет хорошая жизнь, зачем же оставлять это другим? И вообще смел ли Вилюм гневить барина? Он, если обидится, так и в именье не оставит, и тогда бродить Вилюму по свету, в каждый Юрьев день подыскивая нового хозяина получше, да так и не находя. Нет, нет, здесь счастье само шло к Вилюму в руки, поэтому он и должен сделать то, что намеревался.

Пекло невыносимо. Хоть бы облачко нашлось в этой выцветшей небесной выси, откуда так и лил жар! Вилюм собирался зайти поглубже в лес, но, чтобы попасть туда, сперва надо было перейти вырубку, где цвел ярко-сиреневый иван-чай да там-сям торчало по стебельку лесной земляники с плотно присохшими ягодками. Здесь, видно, некому было их собирать. Ну, когда у Вилюма подрастут дети… В ягодную пору в Каршкалнах к обеду всякий раз будет земляника с молоком. Вилюм в походах по лесу найдет самые ягодные места и покажет их детям.

Солнце жарило затылок, пробивая старую шапку. Могло оно быть и лютым, точно рассердилось на путника, что разгуливает в самый полдень. Точно! Полдень, наверно, еще не миновал.

Ну, наконец-то он в лесу и с каждым шагом углублялся в него все больше. Теперь можно бы и остановиться, но Вилюм все шел и шел, отыскивая чащу. Дело, что ему предстояло, должно делаться без свидетелей.

Сосны росли одна к одной. Стройные, гладкие стволы тянулись высоко-высоко, и надо было запрокинуть голову, чтобы увидеть, где кончается их бег в небо. Шуршал высохший на солнце олений мох, и, когда становилось совсем тихо, можно было услышать, как с шорохом отшелушивается от сосновых стволов кора. Во мху, среди раскрывшихся шишек, проскользнуло, изгибаясь, что-то коричневое. Ящерица. Вилюм улыбнулся, глядя вслед ее поспешному петляющему бегу. И опять стало совсем тихо.

Прямо напротив Вилюма росла сосна, и ствол ее был толще, чем у других, и это было действительно так, а не просто показалось. Заметив такое, Вилюм изумился: он знал, что в господских лесах все содержится в строгом порядке и что ни одно дерево не проживет здесь дольше отведенного на его зрелость срока, потом оно должно пасть под топором и превратиться в чистоган, которым барин сможет позвенеть в своем кармане. Эта же сосна росла, очевидно, по другим законам, и для остальных деревьев была признанной королевой. Ее Вилюм и выбрал для своей цели.

С минуту он еще постоял неподвижно, вслушиваясь в тишину, пока не зазвенело в ушах, потом достал из кармана тщательно сложенный носовой платок и развернул. Вишь ты, в нем действительно что-то было — облатка, которую в церкви Вилюм не проглотил, а спрятал, как учил его кузнец в кузне. Верил ли кузнец тому, что наговорил… что бы он, силач, сказал сейчас, если б наблюдал за Вилюмом? Удивился бы? Испугался и перекрестился? Но Вилюму в тот миг ничуть не было страшно, он видел только драночную крышу Каршкалнов и комнату, где на окне будет расти мирта.

Это надо было сделать, немедля надо было сделать, иначе Вилюма любой мог обозвать трусом, да он и заслужил бы того.

Так Вилюм снова и снова убеждал себя, но, когда пошел к сосне, ноги у него чуть-чуть дрожали.

Вилюм осторожно засунул один уголок облатки за отлупившийся кусок сосновой коры. Будет держаться? Да, держится. Он, не оборачиваясь, отступил назад, может, чего-то боялся, опасался увидеть кого-то у себя за спиной? Вилюм попытался считать шаги, но сбился. Ну, невелика беда, в свое время, когда он учился у Яниса стрелять, они тоже считали лишь приблизительно. Здесь главное не количество шагов, здесь важно только попасть, и Вилюм чувствовал, что на сей раз, да, на сей раз попадет!