Камикадзе - [46]

Одновременно с экскурсоводом чирикала, едва успевая, переводчица. Японец прошел мимо Даниила, поравнялся со старичками-иностранцами. Охрана аккуратно убрала с дороги влюбленных. Не торопясь и не меняясь лицом, премьер кивал окружающим, послушно смотрел в ту сторону, куда указывал экскурсовод, и не переставал улыбаться.

Охранники настороженно вращали маленькими, коротко остриженными головками.

Они отошли от входа на галерею уже метров на десять. Мимо Даниила ползли последние сопровождающие. Из-за поворота показался Артем.

Артем прогуливающимся шагом шел навстречу японцу, а тот слушал, что Васильевский остров, отлично видный справа от нас, был назван так в честь одного из сподвижников знаменитого русского царя Петра Первого.

На Артеме был надет несуразный, почти до щиколоток, плащ. В плаще он выглядел на несколько размеров толще, чем был на самом деле. Когда он прошел мимо Гребня, тот отвернулся к стене и спиной закрыл чехол своей гитары. На Гребня никто не смотрел. Гуляющие по колоннаде смотрели на японца, а японец и охрана смотрели на приближающегося Артема.

Как только мимо прошагал замыкающий бодигуард, Даниил передвинулся на центр прохода, сунул руку за пазуху и нащупал рифленую рукоятку «ТТ».

Артем сделал еще шаг, и путь ему преградил охранник в дорогом пиджаке:

– В сторону, пожалуйста. Официальная делегация.

Артем был одного с ним роста и не обратил внимания на его слова. Он стоял и глупо улыбался. Громко, через голову бодигуарда, он сказал:

– Вы переводчица?

От удивления девушка запнулась, попыталась договорить предложение, окончательно забыла, о чем речь, и повернула голову в его сторону.

– Вы переводчица?

Охранник не понимал, что происходит. Одной рукой он пытался сдвинуть с пути Артема, а вторую шаловливо тянул к нижней пуговице своего пиджака. Словно прикидывал, а не пописать ли ему хоть раз в жизни с колоннады Исаакиевского собора, но немного стеснялся.

– Да, я переводчица.

Артем очень медленно расстегнул пуговицы и отвел в сторону левую полу плаща:

– Переведите, пожалуйста, что это – шесть килограммов армейского тротила. Если я просто шевельну пальцем, от собора не останется даже пары кирпичей.

Куда лучше эта картина смотрелась бы весенним солнечным утром, когда на металлических поверхностях играли бы блики света и мужественные лица бодигуардов покрывались смертельной бледностью.

Но утро не было весенним. За бортиком ограждения нудно барабанил дождь.

Даниил вытащил руку с пистолетом из-за пазухи и сделал шаг назад.

«Шаг в сторону! Это захват!» – рявкнул Артем, и все четверо бодигуардов синхронно, словно части одного механизма, пришли в движение. Двое телами закрыли ничего не понимающего японца, а тот, что ближе всех стоял к Артему, с пистолетом в руке бросился на него.

Это было глупо. Они не блефовали. Чтобы взорвать бомбу, Артему действительно нужно было лишь двинуть пальцами. Это было глупо, но громадный стокилограммовый мужик, не рассуждая, как учили, летел на Артема.

Руки у Артема были заняты. Он держал проводки детонатора, а охранник уже вытягивал пистолет к его голове. Спустя мгновение тишину взорвал первый за бесконечное утро выстрел. А спустя еще одно – молоденькая переводчица что есть силы завизжала. Так, как умеют визжать до смерти перепуганные молодые и симпатичные женщины.

Охранник рухнул на металлический настил сразу – всем телом. Густав, размахивая пистолетом, гаркнул: «Всем лечь!» – и одновременно Гребень дал очередь в воздух из «калашникова».

– Лежать! Лежать! Все взорвется! Лежать!

Он, надсаживаясь, кричал слова приказаний, но ничего не происходило. Охранники, вытянув в его сторону стволы пистолетов, прикрывали японца. Сопровождающие, открыв рты, смотрели на Густава в упор.

Густав шагнул, приставил свой пистолет к высокому, с залысинами, лбу экскурсовода. И нажал на курок. Голова с громким хрустом разлетелась на куски.

Стоявший рядом с экскурсоводом пузатый тип в галстуке весь до пояса покрылся мелкими черными брызгами крови. Сила выстрела была такой, что стоявшего у самого ограждения экскурсовода выбросило наружу.

Мелькнув в воздухе старыми ботинками, он рухнул вниз и, проскользив немного по мокрой крыше, застрял, зацепившись плащом, почти у самого края.

Все разом повалились на мокрый металлический настил. Замыкавший колонну охранник рыпнулся куда-то вбок. Даниил упер ему в лицо дуло пистолета.

Японец медленно присел на корточки. По его черным прилизанным волосам стекали капли. Прикрывавшие его бодигуарды опустились вместе с ним.

– Это захват! Малейшее движение – и все взлетит на воздух!

Даниил, как и было ему сказано вчера на инструктаже, следил за теми, кто лежал у его ног, и одновременно посматривал, чтобы кто-нибудь не появился из ведущей на колоннаду двери.

(появится – тут же стреляй. или в голову, или в живот. будешь мяться – и себя погубишь, и акцию.)

Забухав коваными ботинками по настилу, Гребень обежал колоннаду вокруг. Оттуда, тыча в бок автоматом и держа рукой за ворот куртки, он приволок давешнего интеллигента в дождевике.

– Больше никого?

– Никого.

За спиной Густава серел мокрый город и серело над городом мокрое небо. Зеленый от окиси Николай Первый презрительно отвернулся от происходившего на колоннаде. Ему, самодержцу и реакционеру, никогда не нравились злые парни в черных кожаных куртках.