Камикадзе - [47]

Ну а местные туземцы забивают свинью и разделывают ее совсем иначе. Сперва трое мужчин опрокинули свинью на спину и удушили - двое придавили ей горло толстой палкой и навалились на ее концы всем телом, а третий держал свинью за задние ноги. Никакого холодного оружия, кроме копий и деревянных ножей, на острове нет. И когда Минька укоротил ирландцу, он воспользовался моим ножом-мачете. Теперь и это хотят на меня повесить! Но Минька был такой свирепый - ирландец похаживал к его фаворитке, - что и без ножа отгрызть мог. Ревность... Я сам когда-то того прапорщика, хоть он и не виноват, убил бы. Теперь иногда думаешь: Господи, и из-за чего шум... До меня доходят слухи, что Минька время от времени то еще кому-нибудь отрежет, то набьет кому-то морду, очень честолюбив. Но у них тут свои давние счеты, и если во все вникать, никакой головы не хватит. Не раз говорил ему: нельзя использовать служебное положение в личных целях! Это безнравственно. А он говорит: как же можно не использовать? Это невозможно, сэр! В чем же тогда привлекательность власти? Вы же сами говорите - надо быть реалистом. И продолжает использовать в личных целях. Напьется пьяный, соберет красивых женщин со всего острова и устраивает на берегу лагуны оргии. Я усну на террасе, с коктейлем, просыпаюсь ночью - что такое! Луна светит, голые бабы летают над лагуной... Музыка гремит! Публичный дом, ей-богу. А я уже не мальчик. Но куда денешься - сидишь и смотришь, как по цветному телевизору. Иногда даже бывает интересно, думаешь: а вот я, когда молодой был, такой сложной композиции и не знал... Многого не знал. Но думаешь об этом без всякого надрыва.

Я бы сместил Миньку с должности начальника охраны, но кого вместо него поставишь - Бертрана? Бертран честен и неподкупен, патриот, с острова его никуда не тянет, но уже в летах, никакой инициативы. Выпьет две-три рюмки и спит в сарае, какая из него охрана. Я держу Бертрана возле себя, главным образом, за солидный вид - в качестве секретаря. Гордый профиль, благообразная небритость. Но главное, глаза никогда не бегают, когда он врет, а честно смотрят в одну точку. Ценнейшее качество для статс-секретаря. Когда я не в форме, валяюсь на диван-кровати, не в силах даже натянуть набедренную повязку, Бертран выходит к тем, кто ждет аудиенции, и говорит им - глаза в одну точку, - что у меня расстройство нервной системы, а если расстройство желудка, не говорит, - для руководителя государства расстройство желудка не совсем прилично. В крайнем случае - гипертонический криз или обострение застарелой язвы. Откуда Бертран такой грамотный, я не знаю, видно, происходит из медицинского сословия старой доброй Англии. Все может быть.

Да, я про свинью... Минут через десять свинья перестала дрыгать ногами. Другие туземцы тем временем развели огонь и стали раскалять печь - яму в земле, в которую набросали камней. На этом огне мертвую свинью опалили, а чтобы она стала чистой, ее понесли к воде, оттерли песком и галькой, промыли и опять принесли на прежнее место. Здесь ее положили на свежие листья, вспороли брюхо. А когда яма, наполненная камнями, раскалилась, в нее положили свинью брюхом вниз, покрыли зелеными листьями, а сверху - раскаленными камнями. Потом прикрыли еще одним слоем листьев и забросали все камнями и песком.

И пока это блюдо находилось в земле, Жаклин, командовавшая парадом, вместе с двумя миловидными туземками стала накрывать на стол. Я рассеянно смотрел на туземок. Но странно, хоть я уже и выпил несколько коктейлей, вдруг понял, что дамы привлекают меня чисто визуально! Я выпил еще один... Что за черт? Разбавлял пятьдесят на пятьдесят, а смотрю на красивых баб, и никакого впечатления под набедренной повязкой. Нельзя, наверное, так много думать.

Но как не думать... Я часто думаю, например, а какой национальности был летчик, правивший на острове до меня, и куда он делся. У него был греческий профиль. Но у греков нет авианосцев. Скорее всего, он был американец греческого происхождения, он и засорил язык бывших англичан всеми этими о'кей, импичмент, сори, чего истинные англичане никогда не знали. В Америке всякой твари по паре. Вот опустится какой-нибудь гомосексуалист, что тогда будете делать... Запретит традиционные виды секса, женщины перестанут рожать, и вымрете все к черту. Чем я вам не нравлюсь? Теперь говорят, что тот летчик был неплохой король, не лучше и не хуже других, а какие кипели страсти. Но так заведено на острове: когда опускается на парашюте другой летчик, того, что правил до него, - пускают "в расход"... Чтобы между ними в дальнейшем не было борьбы за власть. В этом что-то есть. Но при чем тут я, мне же никто этого не объяснил, может, я бы и не согласился. Откуда я мог знать? А теперь что делать, одна надежда, что, может, все-таки подойдет к острову какой-нибудь корабль и заберет меня отсюда. Но корабля все нет и нет...

И еще думаю: ведь я спас того летчика... Он потом исчез, я его больше никогда не видел, хотя разыскивал по всему острову, чтобы поговорить. И может быть, мы бы стали друзьями. Я думал, он казнокрад, но оказалось, в кейсе, с которым он ушел из резиденции, он хранил фотографию жены и детей, и еще две-три мелочи, какие бывают в карманах у летчика, - как память о родине.