Камешки на ладони - [41]

Конечно, не каждый мог бы себе позволить это. Между прочим, тут выразилось, быть может, и презрение к деньгам, которые он заработал на чужбине, к чужим деньгам.

* * *

Изменилось представление о возрасте. У Тургенева где-то написано (воспроизвожу но памяти): «В гостиную вошел согбенный старик сорока семи лет». Похожее место есть у Лермонтова. Положим, что и тот и другой написали это в молодости, когда им было по двадцать с небольшим и когда сорокасемилетний человек мог показаться им стариком. Но вот вчера на улице впереди меня идут две девушки лет двадцати, разговаривают: «Ну, вышел он… сорок четыре года. Молодой мужчина…»

* * *

Можно представить себе Иисуса Христа (в данном случае не имеет значения, миф это или нет) идущим по дороге, разговаривающим с учениками, исцеляющим больного, сидящим за столом на свадьбе в Кане Галилейской или во время тайной вечери, когда Мария Магдалина омывала ему ноги, возлагающим руки на головы детей, изгоняющим торговцев из храма, проповедующим, слушающим, умирающим на кресте, но нельзя представить себе его смеющимся. Неужели он никогда не смеялся?

* * *

Перечитывая скромный, но трогательный роман Данилевского «Княжна Тараканова», я напал на страницы, при чтении которых меня озарила вспышка догадки. Я теперь убежден, что при чтении именно этих страниц у Михаила Афанасьевича Булгакова (а он конечно уж читывал Данилевского) сверкнула первая искра замысла его удивительнейшего романа.

Напомним. Будущий Павел I, но пока еще только наследник престола, путешествовал по Европе под именем графа Северного. И вот в Венеции:

«Граф Северный… гулял по площади в маске, в стороне от других, беседуя с каким-то высоким, тоже в маске, иностранцем, который ему был представлен в тот вечер Глюком в театральной ложе. Светил яркий полный месяц, горели разноцветные огни…

– Кто это? – спросила одна дама своего мужа, указывая, как внимательно слушал граф Северный шедшего рядом с ним незнакомца.

– Да разве ты не узнаешь? Друг Глюка, наш знаменитый маг и вызыватель духов…»

Павел своему собеседнику говорит: « – Вы – чародей, живущий, по вашим словам, несчетное число лет… Вы, как уверяют, имеете общение не только со всеми живущими, но и с загробной жизнью… Хотелось бы вас спросить об одном явлении…

– Приказывайте, слушаю, – ответил незнакомец.

– …объясните мне одну загадочную вещь, странную встречу.

– К вашим услугам, – ответил, вежливо кланяясь, незнакомец».

Далее Павел рассказывает магу (словечко, кстати сказать, в изобилии фигурирующее в романе Булгакова), «как он в лунную ночь (опять лунная ночь! – В.С.) шел с адъютантом по улице и как вдруг почувствовал, что слева между ними и стеной дома молча двигалась какая-то рослая, в плаще и старомодном треуголе, фигура, как он ощущал эту фигуру по ледяному холоду, охватившему его левый бок, и с каким страхом следил за шагами призрака, стучавшими о плиты тротуара, подобно камню, стучащему о камень…».

Тень эта предрекла Павлу короткую жизнь, но не договорила какой-то фразы. Павел продолжает рассказывать магу и чародею:

«…Я не понимал, кто это, но поднял глаза и обмер: передо мной, ярко освещенный лунным блеском, стоял во весь рост мой прадед, Петр Великий…

…– Как вы думаете, сеньор – спросил, помолчав, граф Северный. – Была ли это греза, или я действительно видел в то время тень моего прадеда?

– Это был он, – ответил собеседник.

– Что же значили его слова? И почему он их не договорил?

– Вы хотите это знать?

– Да.

– Ему помешали.

– Кто? – спросил Павел…»

Дальше – внимание, внимание, внимание!

« – Призрак исчез при моем приближении, – ответил собеседник. – Я в то время шел от вашего банкира Сатерланда; вы меня не заметили, но я видел вас обоих и невольно спугнул великую тень…

– Вы шутите… разве вы посещали Петербург? Что-то об этом не слышал.

– Имел удовольствие… но на короткое время… меня тогда приняли недружелюбно. Как иностранец и любознательный человек, я ожидал внимания; но ваш первый министр обидел меня, предложив мне удалиться… – Приношу извинение за грубость нашего министра…»

Но у Павла был к магу и чародею, незнакомцу и иностранцу (все это уже более или менее лексика романа Булгакова) еще один вопрос.

« – Одна особа… просила меня разведать здесь, в Италии, в Испании, вообще у моряков, жив ли один флотский? Он был на корабле, который пять лет назад погиб без следа.

– Русский корабль?

– Да.

– Был унесен и разбит бурей а океане, невдали от Африки?

– Да.

– «Северный Орел»?

– Он самый… вы почем знаете?

– На то меня зовут чародеем… Завтра на этой шхуне… я покидаю Венецию. Но прежде чем уйти в море и ответить на ваш новый вопрос, мне бы хотелось, простите, знать… будет ли граф Северный, взойдя на престол, более ко мне снисходителен, чем министры его родительницы? Позволит ли он мне в то время снова навестить его страну?

– За будущее трудно ручаться, по вашим же словам… впрочем, я убежден, что в новый приезд вы в России во всяком случае найдете более вежливый и достойный чужестранца прием.

Собеседник отвесил низкий поклон.

– Итак, вам хочется знать о судьбе моряка? – произнес он.

– Да, – ответил Павел, готовясь опять услышать что-либо фиглярское, иносказательное, пустое…