Камероны - [169]

Шрифт
Интервал

Он подошел к окну, когда она уже снова взялась было за молоток.

– Чего, черт побери, тебе надо?

– Хочу подписать «Желтую бумагу».

Даже отсюда, снизу, она увидела, как это сообщение ошарашило его и заинтересовало (она знала, что так и будет), хоть он еще не вполне пришел в себя ото сна.

– Что значит – подписать? Это еще что за шуточки?

– Никаких шуточек тут нет. Я хочу подписать бумаги. Я их мать, и по закону они еще под опекой находятся. Сами они не имеют права подписывать контракт или соглашение – это незаконно, пока им не минет двадцать один год. А я за них подписать могу.

– Не нужны они нам. Не нужны нам мерзавцы на наших шахтах.

– Ну, нет, очень даже нужны. Из всех жителей Питманго именно их вы хотели бы иметь в своем списке.

– Подожди-ка, – сказал мистер Брозкок, и она услышала, как он что-то пробормотал, потом в комнате задвигались, потом загорелся свет; через некоторое время дверь открылась, и он предложил ей войти.

– А ну-ка, повтори все сначала, – сказал он, и она так и сделала. В том, что она говорила, был резон. Как это подорвет дух Двадцать Одного семейства, когда станет известно, что Роб-Рой Камерон, что Сэм Камерон, что все Камероны, кроме Гиллона, подписали «Желтую бумагу»!

Правда, не сами подписали, но это уже мелочь, которую многие даже и не уловят или не захотят уловить. Главное, что имя Камеронов будет стоять под Соглашением о взаимном доверии и, значит, вся «великая идея» – фальшивка, обман и дешевка, а этому многим хотелось поверить, хотя бы для того, чтобы преуменьшить бремя собственной вины.

В доме пахло жарким. Очаг, казалось, был покрыт слоем сала, и на халате Брозкока тоже были сальные пятна, а под халатом на нем ничего не было: когда ворот приоткрывался, видна была волосатая грудь, а когда полы распахивались – все остальное.

– Я хочу, чтобы они работали, – сказала Мэгги. – Не желаю я, чтобы они валялись в комнате в то время, как другие трудятся в шахте. Они выкачивают серебро из моей копилки и выкачивают из меня жизнь.

До конца он ее не понял, но все же вышел в соседнюю комнату, унеся с собой свет и оставив ее в темноте. В доме были мыши или крысы. Она слышала, как они слизывали сало с кирпичей очага. Здесь живут не люди, а свиньи, подумала она, но продолжала ждать. Что-то пробежало по ее ноге, и она подпрыгнула.

«Я вступаю в сделку со свиньей», – подумала она, но это ее не смутило. Раз так, значит, так. Брозкок – свинья, но это не имело значения: в его руках находятся бумаги. Он вернулся, и крысы разбежались – так же стремительно, как раньше прибежали.

– Мы называем это Соглашением о взаимном доверии, а вовсе не «Желтой бумагой», миссис Камерон.

Когда он грузно опускался на стул, полы его халата совсем распахнулись, и она подумала, какой иронией, оказывается, было его имя.[34]

– Странное, конечно, ты выбрала время для таких дел, – сказал управляющий, – но пути господни неисповедимы.

Почему-то это показалось ему невероятно смешным, и он захохотал раскатистым мужским смехом.

– Писать-то ты умеешь?

– Угу, умею.

– Большинство из них не умеет. – И он снова захохотал, вспомнив чаепитие в Брамби-Холле.

– А что твой муж на этот счет думает?

– Он ничего не знает. Иначе зачем бы я пошла сюда ночью? – Как твои крысы в темноте, подумала она, и тотчас выбросила эту мысль из головы.

– Красавец в юбочке, – иронически заметил он. – О, он произвел там впечатление и выставил себя полным дураком. Ты, конечно, слыхала про туфли. Ну ладно, ладно, давай имена.

– Роб-Рой Камерон.

Он записал – очень тщательно.

– Красивое имя для углекопа, а? Высоко же вы себя ставили, миссис Камерон, высоко.

– Эндрью Драм Камерон.

Скрипело перо. Крысы снова выскочили – слишком уж притягивал их запах сала.

– Сэмюэл Сазерленд Камерон.

– Вот этому, если можно так выразиться, со временем на блюдечке будут все подавать. Он что называется хитрожопый, как и его младший братец.

Одна из крыс стояла в остывшей золе очага на задних лапах и вылизывала дно невымытой сковороды с длинной ручкой. До чего же умна крыса, подумала Мэгги, – держит равновесие с помощью языка и одновременно работает им, слизывая сало.

– Понимаете, он умер, – сказала она.

Он не понял ее.

– Джемми Камерон умер.

– Тогда давай следующего. Имя – как его зовут?

– Джемми.

– Это не имя. Мне нужно полное имя, как записано в книге. – Управляющий начинал терять терпение.

– Джеймс Драм Камерон. – Она встала и рассеянно зашагала по комнате, где лежали тени. Это явно раздражало мистера Брозкока. – Понимаете, он умер. Я не могу подписать за него бумагу, потому что он мертв, – сказала Мэгги.

Миссис Брозкок, спускавшаяся вниз, остановилась на площадке лестницы.

– С ней что-то неладно, – крикнула она мужу. – Смотри, будь осторожнее – держись подальше. Она сумасшедшая.

– Да что же я тут делаю среди всего этого сала? – Она остановилась перед Брозкоком. – Помните, один из моих сыновей сказал, чтоб вы берегли свою голову? – Она внимательно оглядела комнату, ища кочергу или совок для угля, хоть что-то, чем бы ударить его по голове, но, когда нашла, было уже поздно. Мистер Брозкок схватил ее и вывернул ей руку, так что она выронила железную кочергу, чувствуя, что иначе рука сломается. Боль в руке и грохот кочерги, упавшей на каменный пол, прорвали пелену окружившего ее тумана, разрушили владевшие ею чары, и все в комнате постепенно встало на свое место. – Я что, пыталась ударить вас?


Еще от автора Роберт Крайтон
Тайна Санта-Виттории

Книга, рассказывающая о борьбе виноградарей маленького итальянского городка с фашистскими оккупантами. Макиавелли против Ницше. Кто победит?


Рекомендуем почитать
На реке черемуховых облаков

Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.


Из Декабря в Антарктику

На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Мне бы в небо. Часть 2

Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.


Шоколадные деньги

Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.