Камероны - [152]

Служанка в дальнем конце Большого зала уронила ложечку, и та с грохотом упала на пол. Другие служанки даже не повернулись и не взглянули в ее сторону: подумаешь, ложечка упала на паркет, но Гиллон оторвал взгляд от пола и только тут понял, какая огромная это комната. До сих пор он ее по-настоящему и не разглядел – все эти портреты предков, смотревшие со стен, огромные гобелены с изображениями охоты, облав и празднеств. Он почувствовал себя очень неуютно в этом необъятном зале и, сам не зная почему, разозлился.

– Ты и так уже столько горя причинил в поселке, что люди будут помнить об этом до конца своих дней. Из-за твоего нахальства тысячи людей голодают, тысячи фунтов стерлингов, которые они могли бы получить за свой труд, никогда не будут ими получены, тысячи тонн угля не вырублены и не проданы.

«Из-за моего нахальства!.. – подумал Гиллон. – Моего!..» И почувствовал, как злость горячей волной затопила его, сразу придав уверенности в себе.

– Из-за тебя одна женщина уже умерла с голоду.

– Миссис Уоллес умерла от…

– Заткни глотку, когда лорд Файф говорит! – рявкнул Брозкок.

– Да, умерла с голоду! У нас есть справка, медицинское свидетельство.

Медицинское свидетельство? Значит – доктор Гаури.

– Так вот: я хочу сделать тебе предложение. Сколько ты у меня просишь?

Гиллон медлил, не в силах произнести цифру вслух – такой невероятной казалась она ему сейчас, – и все же произнес. «Четыреста фунтов», – произнес так тихо, что присутствующие вынуждены были повторять ее друг другу, и всякий раз это вызывало недоверчивый или презрительный смешок и всплеск злости.

– Но это больше, чем я трачу в университете за год, – сказал один из них. – Да кем он себя считает?

– Наденьте юбочку на углекопа – и он уже считает себя пэром.

– Но это же нелепица, – сказал лорд Файф. – И ты это знаешь, Камерон. Посмотрите на него, – продолжал он, обращаясь к присутствующим. Даже служанки подошли ближе.

– Вы только посмотрите на цвет его лица. Если бы его требование было разумным, стоял бы он с таким лицом, точно его сейчас повесят? А вернее – выпорют?

Как Гиллон ни старался, он вынужден был опустить взгляд. Слишком много глаз и чересчур уж долго рассматривали его.

– Вот это уважал мой отец, и дело шло тогда много лучше, – вставила леди Джейн. – Спросите любого старого углекопа. Они предпочитали, чтобы было так. Хорошая порка

– и человеку все ясно.

– Мы, конечно, больше этим не занимаемся, – спокойным, размеренным тоном продолжал граф, – но в Питманго есть люди, которые могут сделать это за нас, коль. скоро ты хочешь набить себе карман, а они голодают. Как это ты говорил про голод?

– Голод чему хочешь научит.

– Да, но от голода и руки начинают чесаться.

Он дал этой фразе осесть в тишине комнаты.

– Мы снабдим кнутом, а твои соседи уже не пожалеют правой руки. Дайте-ка мне кусочек сладкого пирога.

В круг гостей вкатили столик на колесиках с (Глазированными тортами и песочным печеньем – Гиллон заметил, что все берут куски прямо руками. Девушка подкатила столик к нему и, не задерживаясь, двинулась дальше.

– Теперь насчет этого происшествия, – сказал лорд Файф, но Гиллон не расслышал последнего слова из-за того, что граф жевал торт. Усы его были все в крошках.

– Чего, сэр?

– Происшествия – Происшествия в шахте.

Порой какая-нибудь мелочь может повлиять на состояние человека и заставить его по-иному на все посмотреть. В душе Гиллон а (Произошел перелом в ту минуту, когда девчонка провезла мимо него столик со сладким. Ему вдруг стало глубоко безразлично, что произойдет с ним или с людьми его класса, если они не хотят дать своей ровне даже кусок сладкого пирога. А потом еще это слово – «происшествие».

– Это была кирка, сэр. Кирка, которая прорубила мне плечо до самой кости. – Он произнес это достаточно громко. Один из молодых людей даже поморщился.

– Ах да, кирка. Я заметил, что ты неплохо справляешься с чашкой… для калеки.

– Мне очень больно держать ее, сэр, только я не хотел показывать.

– Не сомневаюсь. Очень героический мужчина. – Это произнес тот же юноша, который обвинил Гиллона во лжи, когда он говорил про очистку земель в Нагорной Шотландии.

– Господа думают, что мы не чувствуем боли, как они, но мы ее чувствуем, сэр.

– Романтическая чепуха, Камерон. – Это произнес мистер Маккэрри. Гиллон раньше не заметил его. – Слова агитатора, и ты прекрасно это знаешь. Трудящимся на роду написано нести бремя тягот, а людям из других классов – вкушать благ земных. Это одно из установлений господа.

– Если бы ты всадил кирку Елфинстоуну в плечо, бедняга умер бы со страха, – сказал граф.

Брозкок протянул графу вторую карточку.

– В конце концов, не можешь же ты рассчитывать, что я выведу тебя на пенсию и ты будешь до конца жизни существовать за мой счет.

– Вы-то ведь существуете за мой. – Гиллон с трудом поверил, что произнес такое.

– Что ты сказал? – спросил Брозкок. – Что ты сказал хозяину?

Гиллон не жалел, что сказал, но повторить у него не хватало духу. Одна из служанок взяла у него чашку, и он был благодарен ей за это.

– Ну, скажу я нам, и наглость, черт возьми! Этого малого надо вздуть как следует, – воскликнул один из тех, что помоложе.