Камероны - [15]
У них вошло в обычай нить чай днем, затем отправляться на поиски дикого салата и есть его с хлебом, который она каждый день приносила из города. Она любила отыскивать зелень – должно быть, в ней говорила кровь жительницы Питманго: ведь так приятно получить что-то задаром. Всякий раз, как на одном из полей для гольфа она находила салат и опускала к себе в корзинку, у нее было такое чувство, точно она нашла деньги в ручье.
А он, ее лосось, уже был на крючке, по очень он был застенчивый – все кружил на дне водоема, и не догадываясь, что острога уже нацелена на него, так что Мэгги начала сомневаться, удастся ли забить его до того, как Родней Бел Геддес выставит ее из комнаты. Конечно, кое-что тут можно было предпринять, но любой шаг не безопасен. Она могла, к примеру, предложить Роднёю подняться к ней по винтовой лесенке в уплату за постой – теперь она не сомневалась, что он бы согласился. Всякий раз, как она проходила мимо, он невольно облизывался.
Или же она могла бы отправиться в Рыбачий город и нанести визит мистеру Черри Макадамсу, который, как подсказывал ей инстинкт уроженки Питманго, уж нашел бы способ дать хорошенькой ловкой девчонке заработать на хлеб и соль, не продав при этом душу дьяволу.
Или же она могла предложить мистеру Гиллону Форбсу Камерону незамедлительно жениться на ней, но из этого, она знала, ничего бы не вышло. Хоть он и проглотил наживку, однако тут сорвался бы с крючка и удрал.
Они собирали к чаю спаржу бедняка – маленькие плотные шарики на кончиках листьев папоротника.
– Обрывайте не все подряд, а через один, чтобы на будущий год мне осталось, – сказал ей Гиллон.
– Ага, – сказала Мэгги, но эта проблема не волновала ее, так как она знала, что к тому времени его уже не будет в Стратнейрне. – Гиллон?
– Да?
Он поднял на нее глаза, удивленный и приятно обрадованный. Она впервые назвала его по имени.
– Если бы тебе довелось поймать очень большого лосося или даже двух, сумел бы ты его продать?
– Дело не в том, чтобы продать, а в том, как забить лосойся. Я всю жизнь мечтаю об этом.
– Но если б ты забил его, мог бы ты его продать?
Она безжалостно обрывала головки распускающихся папоротников. Ей нравилось это занятие – раз, два и готово.
– Да, по-моему, в Рыбачьем городе есть люди, которые этим промышляют. По-моему, они платят морскому приставу. Но дело это очень опасное.
– А деньги за рыбу дают хорошие?
Он выпрямился и внимательно посмотрел на нее.
– Если рыба большая, то да. Очень хорошие.
– Ну, сколько?
– Не знаю, но платят хорошо. Они там любят этим лакомиться. – И он кивком головы указал на юг, имея в виду Англию. – Только это дело дурно пахнет.
– Ага, оно, конечно, так, но по крайней мере лосойсь им не достанется. – И она указала на «Приют Фиддиха», на «Королевский гольф» и прочие гостиницы, расположенные за полем для игры в гольф. Она дала ему время осознать это. – Гиллон?
– Угу.
– Если я устрою так, что ты сможешь поймать лосося или лосойся, как ты его называешь, и продать его, ты на это пойдешь?
Он долго не отвечал.
– Это вы устроите?
– Да, я.
Они продолжали рвать папоротник. Плетенка была уже почти полная.
– Ты ведь знаешь, где прячутся самые большие в Шотландии лососи?
– Угу. – Он распрямился и смотрел куда-то вдаль, на море. По лицу его ничего нельзя было понять.
– Так ты пойдешь на это, Гиллон?
По всему исхлестанному ветром полю для гольфа загорелись фонари. Здесь это было ее любимое время суток: ветер к вечеру обычно стихал перед тем, как снова набрать силу, небо уходило куда-то ввысь и казалось бескрайним, но вот загорались фонари, и мир вновь обретал реальность.
– Да, – сказал он, – пойду.
Пора было возвращаться домой. Он подошел, чтобы помочь ей поднять корзину.
– Нет, вы только взгляните, что вы наделали! – сказал он. Он был явно возмущен.
– А что такого я наделала?
– Вы же погубили целую поросль.
Ей хотелось сказать: «Какое это имеет значение, ну, какое это теперь имеет значение?», но она промолчала. Опустила голову и сказала:
– Мне очень жаль, Гиллон, право, жаль. – И он принял это за чистую монету.
5
Она разбудила его на заре. вошла к нему в хижину и остановилась у его постели. Он лежал не шевелясь, хотя, судя по лицу, сон его не был безмятежным. На полу лежала разложенная леска, и Мэгги поняла, что он, по-видимому, не спал большую часть ночи – как и она. Ей было жаль его будить. Она провела рукой по его волосам – они оказались тоньше и шелковистее, чем она предполагала, он отстранился от нее, но руки не сбросил.
– Так что же сказал мистер Дрисдейл? – спросил Гиллон. Но глаз не открыл.
– Он сказал, что ты славный малый, правда, со склонностью к воровству – не упустишь случая стянуть горстку-другую моллюсков, но моряк хороший и положиться на тебя можно.
– Значит, со склонностью. – Но произнес это Гиллон с улыбкой.
– Приморский нищий из горцев, – по-моему, он так тебя окрестил.
– Вот мерзавец! – Гиллон разом сел на кровати. – Да откуда, черт побери, сам-то он взялся?
– Из Оксфорда? Колледж святого Эндрью?
– Мистер Энгус Дрисдейл всесильный морской пристав. Я видел ферму, где он появился на свет. Семья его опорожнялась вместе со скотом. – Он свесил ноги. – Отвернитесь, пожалуйста. – Ему не хотелось, чтобы она видела, как он будет одеваться, мыться – все-таки этого не делают на людях. – Из Оксфорда! – пробормотал он. – Из Оксфорда – как же…
Игорь Дуэль — известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы — выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» — талантливый ученый Юрий Булавин — стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки.
Ну вот, одна в большом городе… За что боролись? Страшно, одиноко, но почему-то и весело одновременно. Только в таком состоянии может прийти бредовая мысль об открытии ресторана. Нет ни денег, ни опыта, ни связей, зато много веселых друзей, перекочевавших из прошлой жизни. Так неоднозначно и идем к неожиданно придуманной цели. Да, и еще срочно нужен кто-то рядом — для симметрии, гармонии и простых человеческих радостей. Да не абы кто, а тот самый — единственный и навсегда! Круто бы еще стать известным журналистом, например.
Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света. Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса — который безусловен в прозе Юрия Мамлеева — ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия. В 3-й том Собрания сочинений включены романы «Крылья ужаса», «Мир и хохот», а также циклы рассказов.
…22 декабря проспект Руставели перекрыла бронетехника. Заправочный пункт устроили у Оперного театра, что подчёркивало драматизм ситуации и напоминало о том, что Грузия поющая страна. Бронемашины выглядели бутафорией к какой-нибудь современной постановке Верди. Казалось, люк переднего танка вот-вот откинется, оттуда вылезет Дон Карлос и запоёт. Танки пыхтели, разбивали асфальт, медленно продвигаясь, брали в кольцо Дом правительства. Над кафе «Воды Лагидзе» билось полотнище с красным крестом…
Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.