Камера хранения. Мещанская книга - [45]
В той квартире имелось четыре комнаты, одна из них считалась гостиной, хотя ночью в ней стелили на полу две постели. А еще одна была занята так называемым подселенцем, посторонним человеком, которого определил в семейную квартиру ЖЭК… Еще в квартире была кухня с полностью сгнившим полом, но не было ванны.
В темноте прихожей я сумел разобрать монограмму. Это были сплетенные нерусские буквы LR…
Между тем из большой спальни вышла тетка, со вчера мучившаяся там мигренью.
– Здравствуйте, Федор Степанович, – сказала она, одной рукой придерживая мокрое полотенце на голове, а другую протягивая маэстро.
Федор Степанович, инициалы которого были почему-то LR, поклонился и руку поцеловал.
Позже я заметил, что настройщики всегда выглядят и ведут себя художественней, чем музыканты. А инициалы, в конце концов, могут быть всякие.
Часть вторая
Подрывные вещи
Русский гольф
Лет примерно за пятьдесят-шестьдесят до того, как на наших непоправимо разбитых шоссе стали появляться англоязычные указатели поворота на ближайший гольф-клуб типа Govnischevo Country Golf Club,
и за полвека до того, как пацаны, недавно возившие в жигулевской «восьмерке» бейсбольную биту, начали возить в Bentley Continental мешок клюшек для гольфа,
аристократическая эта игра была известна в СССР.
Вернее, ее название было знакомо определенной категории нашего населения – лопоухим мальчикам, не умевшим драться и после обычных уроков спешившим с большими папками для нот и скрипичным футляром в музыкальную школу – надо было спешить, чтобы миновать обычную жизнь двора как можно быстрее…
Такого, как теперь сказали бы, ботана можно было определить и без папки с тисненым словом Notes. Приметой этих маминых сынков – давно исчезнувшее из обихода определение – были особого покроя брюки, в которые их одевали эти самые мамы, чьими сынками несчастных мальчишек дразнили.
Сверху, от пояса и почти до колена, это были обычные брюки, вполне мужские. А потом они вдруг заканчивались манжетой, вроде как на рукаве рубашки, манжета под коленом застегивалась на пуговицу, так что штанина завершалась как бы пузырем, оставляя неприкрытой икру. В холодное время года, соответственно, возникала необходимость в – страшно даже произнести, потому что могут услышать нормальные мальчишки, – чулках или как минимум в высоких носках…
Так вот, эти брюки с манжетой под коленом, а заодно и носки высотою до колена назывались тогда в нашей своенравной стране гольфами.
Происхождение этой почти униформы будущих ойстрахов – в отдельных случаях бывали отклонения в сторону ботвинников с шахматными досками под мышкой – действительно связано с английской игрой, требующей неколхозных полей и вообще чуждого России пейзажа. Матери будущих виртуозов и гроссмейстеров успели до войны насмотреться довольно широко распространенных в тогдашнем социалистическом быту немецких и латвийских журналов мод. В них обязательно был раздел, так и называвшийся – Golf. На рисунках, натуралистических, с тенями и оттенками, были изображены господа и дамы в слегка укороченных шароварах, заправленных, для удобства перемещения по игровому полю, в носки с цветным рисунком в ромб (как выяснилось недавно, рисунок такой называется argil). Костюм обычно включал трикотажную безрукавку с таким же рисунком и кепку из той же ткани, что и шаровары. В руках эти счастливые люди держали тонкие, неизвестного назначения палки с расплющенными крючками на конце… Golf, неведомый Golf!
Картинки эти, увиденные особым, загадочным русским способом, и породили брюки и носки, называвшиеся «гольф», проклятие интеллигентного детства, пришедшегося на конец сороковых и начало пятидесятых. Закончилась война; отменили карточки; понемногу возвращались врачи, уже не убийцы; в каждом поселке открылась музыкальная школа… Женщины – во всяком случае, те, кому повезло не остаться вдовами, – принялись на свой вкус украшать жизнь, не оставив в стороне от этого процесса и сыновей…
У меня были такие штаны, черт бы их взял.
И носки, обычные коричневые носки «в резинку», но заканчивающиеся под коленом. Там их стягивало кольцо из ленты, в которую были вплетены тонкие резинки. Резинки эти постоянно вылезали наружу, что давало возможность делать из них маленькие рогатки. Петли, которые делались на двух концах такой резинки, надевались на пальцы, разведенные рогулькой V (еще не знали мы, что так разводил пальцы Черчилль, сообщая о победе, Victory, мы ничего не знали, да и матери наши тоже)… Стреляла такая рогатка согнутыми кусочками проволоки, полученной из скрепок. Когда проволока попадала в шею или в лоб, было очень больно. Говорили, что несколько лет назад одному мальчишке выбили глаз, но более конкретных сведений о драме не имелось… Впрочем, сейчас не об этом речь, а об эластичном кольце, которое надевалось под колено поверх носка-гольфа, а верхний край носка заворачивался книзу так, что скрывал эту подвязку.
Поняв, что я никогда не буду таким, как большинство, что я обречен тащиться на какую-нибудь музыку в то время, как мальчишки будут заниматься чем-нибудь интересным – драться до крови, курить за сараем или играть в пристенок, я решил, раз уж так, попасть в первые среди изгоев, в элиту маргиналов. Конечно, не только эти слова, но и сами эти мысли и чувства были непостижимы, но нечто в этом роде где-то глубоко крутилось, дергало маленькую и слабую душу.
“Птичий рынок” – новый сборник рассказов известных писателей, продолжающий традиции бестселлеров “Москва: место встречи” и “В Питере жить”: тридцать семь авторов под одной обложкой. Герои книги – животные домашние: кот Евгения Водолазкина, Анны Матвеевой, Александра Гениса, такса Дмитрия Воденникова, осел в рассказе Наринэ Абгарян, плюшевый щенок у Людмилы Улицкой, козел у Романа Сенчина, муравьи Алексея Сальникова; и недомашние: лобстер Себастьян, которого Татьяна Толстая увидела в аквариуме и подружилась, медуза-крестовик, ужалившая Василия Авченко в Амурском заливе, удав Андрея Филимонова, путешествующий по канализации, и крокодил, у которого взяла интервью Ксения Букша… Составители сборника – издатель Елена Шубина и редактор Алла Шлыкова.
Антиутопия «Невозвращенец» сразу после публикации в журнале «Искусство кино» стала едва ли не главным бестселлером года. Темная, истерзанная гражданской войной, голодная и лишенная всяких политических перспектив Москва предполагаемого будущего 1993 года... Главный герой, пытающийся выпутаться из липкой паутины кагэбэшной вербовки... Небольшая повесть как бы фокусирует все страхи и недобрые предчувствия смутного времени конца XX века.
Герой романа Александра Кабакова — зрелый человек, заново переживающий всю свою жизнь: от сталинского детства в маленьком городке и оттепельной (стиляжьей) юности в Москве до наших дней, где сладость свободы тесно переплелась с разочарованием, ложью, порушенной дружбой и горечью измен…Роман удостоен премии «Большая книга».
Герой романа Александра Кабакова не столько действует и путешествует, сколько размышляет и говорит. Но он все равно остается настоящим мужчиной, типичным `кабаковским` героем. Все также неутомима в нем тяга к Возлюбленной. И все также герой обладает способностью видеть будущее — порой ужасное, порой прекрасное, но неизменно узнаваемое. Эротические сцены и воспоминания детства, ангелы в белых и черных одеждах и прямая переписка героя с автором... И неизменный счастливый конец — герой снова любит и снова любим.
В Москве, в наше ох какое непростое время, живут Серый волк и Красная Шапочка, Царевна-лягушка и вечный странник Агасфер. Здесь носится Летучий голландец и строят Вавилонскую башню… Александр Кабаков заново сочинил эти сказки и собрал их в книгу, потому что ему давно хотелось написать о сверхъестественной подкладке нашей жизни, лишь иногда выглядывающей из-под обычного быта.Книжка получилась смешная, грустная, местами страшная до жути — как и положено сказкам.В своей новой книге Александр Кабаков виртуозно перелагает на «новорусский» лад известные сказки и бродячие легенды: о Царевне-лягушке и ковре-самолете, Красной Шапочке и неразменном пятаке, о строительстве Вавилонской башни и вечном страннике Агасфере.
Прозаик Александр Кабаков, лауреат премий «Большая книга» и «Проза года», собрал в книге «Зона обстрела» свои самые исповедальные и откровенные сочинения.В романах «Поздний гость» и «Последний герой», в грустных рассказах «Тусовщица и понтярщик» и «Нам не прожить зимы» автор предлагает читателю острый коктейль из бредовых видений и натуралистических картин ломки привычной жизни в середине 90-х, но… всегда оставляет надежду на счастливый финал.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
«Бульварный роман и другие московские сказки» – книга прозаика Александра Кабакова о жителях мегаполиса. Здесь, среди суеты и пробок, обыкновенная история любви становится сказочной, а реальное соединяется с мистическим. Автор рассказывает, как сложилась судьба Красной Шапочки и Серого Волка, нарушает ли правила дорожного движения Летучий Голландец и включена ли в программу ипотеки Вавилонская башня…Содержит нецензурную брань!