Камер-фрейлина императрицы. Нелидова - [41]

   — Дальше всё зависит от ума и истинных чувствований принцессы. Будем надеяться...

   — ...что императрица обманется в своих ожиданиях.

* * *

Е.И. Нелидова, Н.Г. Алексеева

В убиральную комнату постучал танцмейстер: «Демуазель, поторопитесь убираться на балет!» — Шаги стихли: «А они так накоротке?» — «Кто, Катишь?» — «Её императорское величество и граф. Ведь такие разговоры, будто гневается государыня...» — «На Орловых? Может статься. Но тут граф уезжал в Архипелаг, на войну». — «А с тобой говорил, Таша? Тебе что сказал?» — «Ни словечка. За мной фрейлина Анна Степановна Протасова приезжала. Она же всё время около была. Граф так только — взглядом скользнул. Даже на поклон не ответил. Я до полу присела, а как голову подняла, он уж с кем-то разговаривал». — «А как же костюм твой для комедии? Ты ведь так надеялась». — «О костюме Анна Степановна сказала, мол, всё, что потребуется, она устроит». — «Почему она, Таша?» — «Говорят, Орловым родственница. Будто они её во дворец государыне рекомендовали. С тех пор она от императрицы ни на шаг». — «Близкая ли?» — «Не знаю, Катишь. От рождения её помню, а разговоров никаких. Будто лишнее слово сказать боится».

«Демуазель! На выход! Готовы?» — «Конечно, готовы». — «Вот не судите строго моих маленьких волшебниц, ландграфиня. Сам господин Дидро обещал заняться репертуаром их театра. Нельзя же допустить, чтоб они играли в этих фривольных пьесах. Девочки из родовитых семей». — «О, конечно, ваше величество. Но как вы успеваете заниматься всем, даже воспитанием будущего поколения? Вы удивительная монархиня, ваше величество, и как же я счастлив, что моя дочь имеет возможность слушать ваши наставления, следовать вашему примеру. Насколько я могу понять, наши молодые согласились с нашим выбором». — «И мы не будем откладывать свадьбы, ландграфиня».

Вчера ввечеру цесаревича спросила, как принцесса ему показалась. Целых три — есть из чего выбирать. Да и ландграфиня Каролина ещё собой хороша. Пожал плечами: государыня, я в неловком положении. Почему же? Раз вы их выбрали, тем более в супруги наследнику, значит, хороши. А ты-то сам что думаешь? Опять плечами пожал: в бальной зале бы не заметил... У Павла Петровича, кажется, вкус иной.

Ехали в колясках открытых в Царское Село, он навстречу на рысях. Коня хорошо осадил. Спешился. Всем поклон положенный отдал и к Вильгельмине. Раскраснелся весь. Чуть что не похорошел.

В Царском бал и спектакль моих смолянок. Позвала из свиты ландграфини Давида Гримма, чтобы поблизости устроился. Спросила, любит ли театр. В рассуждения пустился, а как на сцену Катишь Нелидова впорхнула, руками развёл: «Божественно! Таких и на настоящем театре не увидишь!» Велела всем смолянкам на балу остаться, с гостями потанцевать. Ландграфине так и сказала: мои дочери — вон их сколько у меня, одна другой лучше.

В убиральных комнатах у девочек шёпоты, смех. «Катишь, ты была бесподобна!» — «Спасибо тебе, Таша, ты так добра!» — «Нет, правда, Катишь, истинная правда. Вон сколько тебе «браво» кричали. И когда в доме графа Алексея Григорьевича Орлова граф меня к императрице подвёл, так и сказал обо мне: «Мила, а всё не Катенька Нелидова». — «Полно тебе!» — «Правда-правда! А государыня весело так на графа посмотрела и говорит: значит, замес у теста похуже получился. Себя, граф, и вини».

С близкой подругой и то полным голосом не поговоришь — всюду уши: «Демуазель, что за секреты?» Как же не секреты — за каждым словом, улыбкой следить надо. Все осудят, обнесут. С Таши и вовсе глаз не сводят. Сначала придумали в боскетах конфиденции вести. Снова опасность: не видать, кто за кустами спрятаться может. Теперь — только в самых широких аллеях. По крайности, хоть издали надзирателей своих приметишь.

   — Катишь, великий князь снова выбрал тебя для танца.

   — Знаешь, Таша, сама себе не поверила, когда его высочество ко мне шаги направил. И галантно так поклонился: не соблаговолите ли, мадемуазель Нелидофф? Как есть огнём сгорела, даже самой смешно стало. Кругом ведь смотрят — спокойней бы надо. А тут сердце забилось быстро-быстро. Руку его высочеству подаю, а рука дрожит.

   — А говорил что великий князь? Видела, что толковали. Его высочество смеялся.

   — Веришь, сказал, будто я ему покойную графиню Анну Петровну Шереметеву напомнила. Она в комедии «Зенеида» вместе с его высочеством волшебницу представляла. Ещё там графини Дарья и Наталья Чернышевы выступали.

   — Его высочество в спектаклях играл? Поверить невозможно.

   — Не то что играл, а с превеликим, по его словам, удовольствием выступал. Говорил, дня представления дождаться не мог. Знаешь, Таша, раскраснелся весь, на себя непохож стал.

   — Думаешь, нравилась ему покойница?

   — О чём это ты, Таша? Как нравилась? Графиня Шереметева?

   — И что ж тут такого? Что ты вскинулась так, Катишь?

   — Так ведь его высочество дитятей ещё был. Сам признался, лет двенадцать имел — не более.

   — А нам с тобой по тринадцать, забыла?

   — Какое ж сравнение! И потом благородные спектакли ведь в доме у графа Петра Борисовича Шереметева всегда бывали. Каких кто там комедий не представлял!