Каменный пояс, 1974 - [30]

— Каждой свинарке надо дать задание: получить за месяц столько-то привеса, при таких-то кормах. Подсчитать, сколько эти корма стоят, сколько затратится средств на текущий ремонт, на медикаменты и так далее. Определить, какова будет твердая зарплата рабочего при выполнении задания и при перевыполнении его. Прошел месяц — подсчитай, сколько израсходовано кормов, каков привес. И так не только у свинарок. На всех работах должны быть твердые нормы и твердые расценки. Установить высокую дополнительную оплату. За сверхплановую продукцию и хорошее качество. Положим, вспахал тракторист сверх сменной нормы гектар — получай дополнительно двадцать копеек. Это я к примеру говорю, — двадцать копеек. За второй гектар сверхплановый — тридцать копеек, за третий — сорок, за четвертый — полтинник. Специальная комиссия определяет, каковы всходы. У кого они густые, дружные, тому выдать дополнительную оплату. Дополнительная оплата должна быть на всех видах работ. У нас же в этом полный беспорядок. Хаос! А хаос радует только очковтирателей и лодырей.

Максим Максимович и сам подумывал, что с учетом и дополнительной оплатой в совхозе непорядок, не раз говорил об этом на планерках…

— Никто из наших рабочих не знает, что такое хозрасчет, не может толком рассказать, что такое рентабельность и себестоимость, — продолжал Лаптев. — А ведь эти понятия должны быть для них привычными.

«Слова, слова, слова, — думал с раздражением Утюмов. — Попробуй все это сделай».

Лаптеву тоже добавили времени для выступления. И он начал говорить об урожае. И говорил странное:

— Надо отказаться от горожан. Давайте рассмотрим этот вопрос со всех, так сказать, сторон, во всех аспектах. Лето, как известно, пора жаркая. Не только хлебоуборка, сенокос, вспашка зяби, но и строительство, и ремонт, и всякие сезонные работы. Причем строительство, ремонт и сезонные работы в деревне и городе. В городе летом тоже дел по горло. К тому же отпуска. Всякий хочет в теплые дни отдохнуть. Людей, в общем, везде не хватает. А мы из деревень кричим: «Помогите убрать хлеба!». И к нам, разумеется, едут. Еще бы! Ведь речь идет о хлебе… Но давайте подумаем, в каких конкретно цифрах выражается эта помощь… ведь мы, по сути, опустошаем заводы и фабрики. И потом, надеясь на горожан, мы, сельские жители, расхолаживаемся, не мобилизуем свои внутренние резервы. И, по существу, выказываем беспомощность в трудную пору. А ведь может быть и так: сегодня дали людей, а завтра — нет или дадут половину того, что прежде. И хлебушко может уйти под снег. Нет, хлебороб должен рассчитывать только на свои силы, все делать сам и вовремя. И третье… Материальные затраты. Очень уж дорого обходятся нам горожане. Мы тут долго колдовали над цифрами, подсчитывали… Что получается? Расходы на сто горожан, прибывших на уборку, составляют кругленькую сумму — почти пятнадцать тысяч рублей…

С неделю назад Лаптев нечто подобное говорил Утюмову, точнее начал было говорить, но Максим Максимович махнул рукой: зачем отказываться от людей, которые приезжают к тебе на помощь. Но об этих подсчетах он ничего не слыхал и сейчас подивился: до чего большие расходы!

— Ведь это люди приезжие. Им нужно жилье, постели, хорошее питание. Их надо отвозить на работу, привозить с работы. Нужны повара, шоферы, технички… А много ли они сделают? Я не хочу сказать, что городские работают плохо. В общем-то они трудятся добросовестно. Но ведь пятнадцать тысяч!.. Конечно, одни механизаторы с уборкой не справятся. Нужны люди. И их у нас не мало. Я считаю, что в поле должны выйти все… Один сядет за комбайн, другой поведет автомашину, третий будет разгружать зерно. Кто-то пищу станет готовить для людей, занятых на уборке, кто-то за детьми рабочих ухаживать. Словом, всякому определим место. И не в последний момент, не перед самой уборкой. А заранее. Конторы наши на декаду опустеют. Но не страшно.

После этого Лаптев запел знакомую песню: «Не надо подменять главных специалистов и управляющих фермами, не надо делать их мальчиками на побегушках… Каждому — полную самостоятельность… Слабых управляющих и специалистов заменять…»

Утюмов подметил: Лаптев бывает грубоват, запальчив, и он ждал, надеялся, что главный зоотехник распалится, начнет поносить его, это бы пошло только на пользу Максиму Максимовичу, но критика была спокойной, доброжелательной.

Все же он умел выступать.

Издали Лаптев кажется совсем старым: лысый и сутулый, рубашка топорщится, шеи не видно, до того она коротка и толста. «По внешнему виду и по манерам своим он простой деревенский мужик», — впервые подумал Утюмов, всегда почему-то считавший заместителя интеллигентным горожанином.

Чрезмерное напряжение и скованность, которые Максим Максимович почувствовал еще перед началом собрания, усиливались с каждой минутой, и он, сколь ни странно, больше боялся этого своего состояния, чем самой критики. Посматривал на секретаря обкома, с которым сидел в одном ряду, по-прежнему незаметно посматривал: косил глаза или слегка поворачивал голову, будто расправлял шею. Он обладал удивительной способностью: мог, не поворачивая головы, видеть, а точнее сказать, чувствовать выражение лица — сам этому дивился.