Каменный меч - [8]

Оставшаяся часть ночи прошла в молчании, превратившим минуты и часы в бесформенную мешанину. О рассвете известил красный солнечный луч, неожиданно вышедший из свода пещеры. Почти сразу же среди камней повеяло жаром. Из-за поворота выехала чёрная, как смоль, массивная стальная конструкция, похожая на панцирь огромной улитки с выходившим из центра спирали продолговатым жерлом.

Собравшиеся вокруг стали подходить ближе к плите, и жрец, оживившись, вновь простёр руки и посох над телом Троэндора, что-то говоря нараспев.

Сергей вдруг заметил, что плита не лежит на куске скалы, а утоплена в него, находится в небольшом естественном углублении. Смысл этого стал понятен, когда жрец, выкрикнув последние слова, отошёл, и странное устройство, пышущее жаром, покатило вперёд. Доехав до плиты, жерло наклонилось вниз, и по нему полился поток раскалённой лавы. Расплавленная порода накрывала Троэндора, на котором удивительным образом не загоралась даже одежда. Блестящая масса поглотила могучую грудь, истерзанное горло и, секунда за секундой, черты волевого лица, застывшие в строгом спокойствии.

Лава прямо на глазах застывала и темнела, органично заполнив углубление и создав навершие, почти неотличимое цветом от остальной скалы. После шестилетнего отсутствия Троэндор вернулся домой, навечно став частью своей родины.

Глава 4

Эмоций не осталось. Только сосущее ощущение пустоты, сходное со звоном, который иногда вызывает в ушах абсолютная тишина.

Правда, в ушах у Сергея никогда не возникало такого звона. Иногда, особенно за последние три недели, в тишине он слышал шелест Леса, прихотливую и загадочную вязь звуков, навсегда прекратившуюся в роковой день гибели Троэндора и последовавшего потом ужаса. В такие моменты Сергей злился, почти впадал в бешенство — не только из-за произошедшего, но и из-за упрямо искрившего откуда-то ощущения радости и истеричного желания, чтобы шелест вновь стал реальностью.

Вокруг не было абсолютно тихо, но Сергей знал, что сейчас не услышал бы шелеста в любом случае. Ничто не могло родиться у него внутри, где безраздельно царила пустота, где уже не было даже следов отгоревших чувств и страданий — скорее, беспощадная сухость уравнения, переставшего работать после изъятия одного из членов.

Провожая Троэндора в последний путь, Сергей старался не думать о том, что произойдёт после. О том, что, по сравнению с остальным, смерть друга была, как это не чудовищно, приобретением, хоть как-то заполнявшим потерявшую смысл жизнь. Грандиозная гекатомба, совершённая Лесом, стёрла всё то, что пестовалось робкими мечтами с детства, и грандиозно засияло в последние годы. Высшая справедливость оказалась высшей несправедливостью. И абсолютным крахом.

Все разошлись уже пару часов назад, а Сергей сидел и смотрел на могилу друга. Он выполнил то, что считал необходимым, похоронил Троэндора, и теперь не осталось ничего. Уравнение перестало работать.

Наконец осознав, что, глядя на могилу, видит только камень и ничего больше, Сергей поднялся на ноги. Глядя по сторонам и слушая пустоту внутри, он зашагал прочь. На холодном каменном полу остался только исписанный карандашом смятый клочок бумаги, который, впрочем, почти тут же был унесён прорвавшимся между камней сквозняком.

Сергей возвращался по тому же пути, но если на похоронах он был погружён в себя, то теперь старался увидеть как можно больше из того, мимо чего шёл. В этом желании не было отчаяния или, наоборот, восторга — просто пустота внутри естественным образом искала, чем бы хоть немного заполнить себя. Лица, одежды, здания, загадочные механизмы, прихотливые узоры, вырезанные даже на пещерном своде и глядящие вниз из световых пятен редких тамошних светильников — всё это замечалось, фиксировалось и отбрасывалось в сторону. Огромная белая площадь, хоровод световых плиток, сходящийся в монумент Семи Самоцветов, вызвали не больше интереса, чем сажа, осыпающаяся примерно с каждого пятого прохожего. Равнодушно-жадный взгляд скользил мимо всего, что видел, и ноги несли вперёд, уже несколько часов не изменяя монотонного размеренного ритма.

Ни предметы, ни рисунки, ни живые существа не могли задержать на себе внимания. И тогда в дело вступил свет. Сергей шёл по одному из окраинных районов Рифтрана. Ровное, немигающее сияние кристаллов осталось позади, и теперь от небольшой площади отходили несколько улиц, освещённых пляшущим светом факелов. Но…

Монотонный шаг сбился, и взгляд впервые резко дёрнулся к чему-то. Освещение крайней левой улицы явно выделялось. Оно было ровным и немигающим, но и более тёмным, чем в любом другом месте города. Осветительные кристаллы обозначали скорее тропу, чем жилую улицу, их вереница уходила где-то на километр вдаль и сворачивала влево. Идя по воображаемому продолжению тропы, взгляд Сергея также сместился влево и остановился на цепочке мелких огоньков, зигзагами идущей по далёкой стене пещеры. Не очень заметная и понятная раньше, теперь эта цепочка явно связывалась с дорогой, начинавшейся здесь. Сергей по-прежнему не видел чего-то конкретного, что могло бы привлечь, заполнить пустоту. Но, по крайней мере, он увидел путь.