Каменные небеса - [17]

Но затем ты хмуришься.

– Двоих? Не троих? – Ты думала, что между ней и Хьяркой все улажено.

Тонки пожимает плечами, затем неуклюже наклоняется к миске риса и бобов из общинного котла. Проглотив, она говорит:

– Я предпочитаю сдержанные оценки. И тебе бы так лучше.

Она имеет в виду Лерну, который вроде как привязывается к тебе. Ты не знаешь, почему. Ты не то чтобы подарок, вся в пепле и без руки, и половину времени его бесишь. Непонятно, почему не все время. Он всегда был странным парнишкой.

– Короче, я хочу, чтобы ты кое о чем подумала, – продолжает Тонки. – Что делала Нэссун, когда ты обнаружила ее?

Ты вздрагиваешь. Потому что, ржавь побери эту Тонки, она снова сказала вслух то, чего ты не хотела бы говорить и о чем не хотела бы думать. И поскольку ты помнишь тот момент, когда сила Врат струилась сквозь тебя, когда ты потянулась, коснулась и ощутила ответный знакомый резонанс. Резонанс, поддержанный и усиленный чем-то голубым, глубоким и странно сопротивлявшимся компоновке Врат. Врата сказали тебе – каким-то образом, – что это был сапфир.

Что делала твоя десятилетняя дочь, играя с обелиском? Как твоя десятилетняя дочь выжила после игры с обелиском? Ты думаешь о том, как ощущался этот краткий контакт. Знакомый вкус-вибрация орогении, которую ты глушила еще до ее рождения и чему ты обучала ее с двух лет, – но теперь намного резче и интенсивнее. Ты не пыталась отнять сапфир у Нэссун, но Врата пытались, следуя инструкции давно умерших создателей, каким-то образом записанной в слоистой решетке оникса. Она сражалась с Вратами Обелиска.

Чем же занималась твоя девочка этот долгий темный год, чтобы развить в себе такое искусство?

– Ты не знаешь, в какой она сейчас ситуации, – продолжает Тонки, что заставляет тебя проморгаться, отвлечься от этих ужасных размышлений и сосредоточить взгляд на ней. – Ты не знаешь, среди каких людей она живет. Ты говоришь, она в Антарктике, где-то возле восточного побережья? Эта часть мира еще не должна сильно почувствовать Зиму. Так что ты собираешься сделать? Вытащить ее из общины, где она в безопасности, где у нее достаточно еды и где она все еще может видеть небо, и потащить ее на север, в общину над Разломом, где будет постоянно трясти и очередной прорыв газа может убить всех? – Она жестко смотрит на тебя. – Ты хочешь ей помочь? Или просто хочешь, чтобы она была при тебе? Это не одно и то же.

– Джиджа убил Уке, – резко отвечаешь ты. Эти слова не ранят, если не думать о них, пока говоришь. Если не помнить запах сына, или его смех, или вид его тельца под одеялом. Если не думать о Корунде – ты при помощи гнева подавляешь двойной укол горя и вины. – Я должна забрать ее у него. Он убил моего сына!

– Он еще не убил твою дочь. У него было на это целых двадцать, что ли, месяцев? Двадцать один? Это кое-что да значит. – Тонки замечает идущего к тебе сквозь толпу Лерну и вздыхает. – Я только хочу сказать, что тебе кое о чем надо подумать. И я даже не могу поверить, что говорю это. Она еще один пользователь обелиска, а я не могу даже пойти его исследовать. – Тонки разочарованно хрюкает. – Ненавижу эту Зиму. Приходится быть такой практичной, ржавь побери.

Ты удивленно хмыкаешь, но едва-едва. Тонки поставила хорошие вопросы, конечно же, и на некоторые из них у тебя нет ответа. Ты долго обдумываешь их этой ночью и несколько дней после. Реннанис близко к Западному Побережью, сразу за пустыней Мерц. Кастриме придется пересечь пустыню, чтобы добраться туда, поскольку идти в обход чрезвычайно долго – все равно что годы против месяцев. Но вы хорошо идете по Южному Срединью, где дороги вполне проходимы и вас не сильно донимают налетчики и дикое зверье. Охотники смогли добыть немало фуража для пополнения запасов общины, включая дичь, которой больше чем прежде. Неудивительно, теперь же не приходится соперничать с роями насекомых. Этого недостаточно – мелкими грызунами и птицами долго не прокормить более чем тысячу людей. Но это лучше, чем ничего.

Когда ты начинаешь замечать изменения местности, предвещающие начало пустыни, – редеющие голые леса, более плоский рельеф, постепенное истощение грунтовых вод среди пластов, – ты решаешь, что пора, в конце концов, поговорить с Юккой.

Сейчас вы зашли в каменный лес: в высокие острые черные пики, порой цепляющиеся за небо и за тебя, когда группа идет через чащу. Такого в мире мало. Большинство попадали от землетрясений или – когда Эпицентр еще был – нарочно были уничтожены черномундирниками Эпицентра по запросу местных общин. Понимаешь ли, ни одна община не живет в каменном лесу и ни одна приличная община не желает такого поблизости. Кроме тенденции каменных лесов обрушиваться, погребая все внутри, они часто изрыты сырыми пещерами и прочими проделанными водой формациями, в которых замечательно гнездится опасная флора и фауна. Или люди.

Дорога идет прямиком через этот каменный лес, что хреново. Скажем так, никто в здравом уме не стал бы прокладывать дорогу через подобное место. Если бы губернатор какого-нибудь квартента предложил потратить налоги на такую опасную бандитскую приманку, он слетел бы кубарем на следующих выборах… или его прирезали бы ночью. Так что ты сразу понимаешь, что с этим местом что-то не так. Во-вторых, в лесу слишком мало зелени. В такую пору Зимы ее вообще везде мало, но тут вообще нет никаких ее признаков. Это означает, что этот каменный лес недавний – настолько недавний, что ветер и вода еще не успели источить камень, чтобы что-то выросло. Такой недавний, что до Зимы его не существовало.