Каменные клены - [17]

Угадай, о чем я подумал, покупая оставшегося медведя?

О том, что ты рассказывала мне тогда, в Лондоне, а я обещал никогда не вспоминать — и вот, вспомнил. О том, как ты подделывала приглашения на дни рождения, чтобы не огорчать маму, и — отсидевшись в лесу или на берегу, в пляжной кабинке — приходила домой утомленная, с рассказами о своих светских успехах. И еще: как ты отправляла самой себе открытки с видами, якобы от путешествующей подруги, и показывала маме, избавившись от конверта с предательским штампом местной почты. Ты думаешь, она об этом не знала? Ты и сейчас думаешь, что о тебе никто ничего не знает.

Кстати, бежевый медведь так и остался жить у меня, но вовсе не в память о девочке Агате — а может быть, и не Агате вовсе, бог ее знает, столько лет прошло.

… И еще: прошу тебя, оставь эту затею с Сондерсом Брана Я тебе еще раньше хотел сказать, но предполагал — не без оснований, — что ты примешь это за ревнивое брюзжание. Не связывайся с ним, милая Саша Он мальчишка всего-навсего, кудрявый англосакс с соломой в волосах. Знаешь ли, что о вас говорят?

Старшая Сонли не слишком-то жалует Сондерса, но не справляется с отелем одна, молодой Сондерс не слишком жалует Аликс, но беден, как мышь в доме викария, и готов улечься даже с сапожной щеткой, лишь бы в хозяйстве пригодилась.

Прости мне эту пахнущую пивом цитату и то, что я не стану называть тебе имени говорившего, — я ведь знаю, что тебе все равно, просто не смог удержаться, прости. Этот парень отлично годился для твоей младшей сестры, и — если ты ее не убила, отправь его к ней, где бы она теперь ни была.

М.

Лицевой травник

1996

Есть трава воронец, любовная, ростет на боровых землях, цвет бел, корень красен. Угодна давать женам и девам — горети по том человеке начнут. Вельми надо знать человеку.

Дэффидду Симусу Монмуту принадлежал дом его родителей и еще — купленный в давние времена у Ваверси луг за домом, две сотни ярдов неплодородной земли с восточной стороны от шоссе.

Эти Ваверси плохо смотрели за своими воротами и совсем не смотрели за стадом, их меченые фиолетовыми ромбами овцы то и дело уходили с пастбища на дорогу и стояли вдоль обочины. Узнать об этом можно было по сердитым сигналам автомобилей, застрявших возле поворота на Ллигейн, иногда водители выходили из машин, кричали и махали руками, пытаясь напугать безмятежных животных, топчущихся в теплой пыли. Овцы были причиной раздора молодого Монмута с соседями: ему казалось, что сгонять овец с дороги должны хозяева стада, а Ваверси утверждали — что хозяин луга.

Продавая землю после войны — во времена перченой ветчины, как говорил старый Монмут, — Ваверси выговорили себе право пасти там овец, они знали, что деду Дэффидда скудный луг нужен был лишь для того, чтобы отделить имение от дороги. В купчей об этом, разумеется, ничего не говорилось, и Дэффидд в любую минуту мог запретить соседям пасти овец в своих папоротниках, мог даже обнести луг проволокой и пустить туда собак, тем более что у него в доме жили два лохматых каштановых бриара, совершенно отупевшие от безделья. Но Дэффидд этого не сделал, и Саше это нравилось.

Еще ей нравилось его лицо, мягкое, как замазка — казалось, что, прикоснись она к его щеке, пальцы уйдут в нее до самых ногтевых лунок. Правда, когда ей все-таки пришлось прикоснуться, оказалось, что на ощупь лицо Дэффидда напоминает камышовый султан, нет, скорее — перчаточную замшу, тонкую и слегка ворсистую.

Сашу, в отличие от многих, не раздражала ни его школьная, трогательно внятная речь — видите ли, фиалки, без сомнения, любят тень, говорил он, показывая гостям свою клумбу, — ни его утлая элегантность, ни любовь к елизаветинским поэтам. Ей нравилось, что учитель строит из себя, как говорила миссис Ваверси, и если бы он взял, например, моду подписывать классный журнал «ДС. Монмут, эсквайр», Саша бы даже не засмеялась: да, он был не как все, и — да, она собиралась за него замуж.

Дом Монмутов расположился на обрыве, между двумя еловыми рощами, отделенными от угодий проволочной оградой, его створчатые северные окна смотрели на бухту, а южные — на Птичью пустошь. На террасе стояли большие каменные урны, из которых торчали пожухшие на морском ветру кусты барбариса, дверная табличка, когда-то покрытая позолотой, сохранила прежнее имя дома: Саффолк-Вудз.

Александра приходила сюда не часто — дом казался ей пустоватым, несмотря на обилие гобеленов и потертых ковров, к тому же ее отпугивал узкий каменный коридор, что вел через весь дом из кухни на террасу. Ей представлялось, что это один из тех тайных замковых ходов, которые она видела в Лланстеффане, и что в доме Монмутов он неуместен, как, скажем, молоко красной лани и корешки калгана в школьной столовой.

Таким же неуместным казался ей дуэльный пистолет с позолоченными полками, висящий над тахтой в библиотеке, где учитель обычно спал зимой, чтобы не топить громоздкую печь в стылой теткиной спальне Предки Дэффидда были учителями и фермерами, никому из них и в голову не пришло бы вызывать кого-то на дуэль, но Дэффидд утверждал, что это фамильная вещь и держал его наготове — вычищенным и заряженным.