Каменное сердце - [5]

К середине дня показывались другие люди, они еле передвигали ноги, с трудом волоча кто газовый баллон, кто гигантскую плюшевую розовую пантеру, кто битком набитый пластиковый пакет или, прикрыв полой собственного пальто, человеческого детеныша. Они отыскали в мире выбоину, в которой можно ненадолго задержаться, пока не унесет стремительным течением.

Всякий раз, возвращаясь после дневных скитаний, Шульц со страхом думал, что может не найти «своего» места рядом с трейлерами, не увидеть больше светящихся окошек и привычной грязи.

Так он довольно мирно провел несколько ночей, а потом его задолго до рассвета разбудили глухие удары и крики, доносившиеся из ближайшего к нему трейлера. Он прислушивался, вглядываясь в темноту. Внезапно из дверцы метнулась маленькая черная фигурка. Он разглядел девчушку, которая со всех ног мчалась к его машине, затем показались два здоровенных парня, оба нелепо размахивали руками.

Девочка, не подозревавшая о том, что в машине кто-то есть, затаилась у дверцы. Она пыталась спрятаться, ускользнуть от тех двоих. Шульц, прижавшись лицом к стеклу, увидел в нескольких сантиметрах от себя черные волосы беглянки. Пока парочка, едва держась на ногах, вглядывалась в темноту, девочка не дышала. Потом один из них решился сделать шаг, но поскользнулся на бутылках и грохнулся. Приятель, пытаясь ему помочь, свалился на него, и обоим стоило нечеловеческого труда снова подняться на ноги. Девочка чуть распрямилась, и Шульц увидел ее лоб и глаза.

Но те двое уже с воплями приближались к ее укрытию. Шульц тихонько приоткрыл заднюю дверцу и сказал:

— Залезай скорее!

Девочка, не вдаваясь в подробности, скользнула в машину и присела между сиденьями. Парни попытались бежать, один из них размахивал бутылкой. Шульц поспешно включил контакт, мотор протяжно взвыл — как всегда, барахлит на холоде. Шульц дал задний ход и принялся отчаянно крутить ключ зажигания. Мотор пыхтел все слабее. Внезапно машина рванулась назад. Шульц, не видя ни зги, пятился, перебросив через спинку свободную руку, касаясь волос сидевшей на полу девочки. Он притормозил, включил первую скорость, на полном ходу пронесся под носом у двух пьяниц и вырулил на ближайшую улицу. Один из двоих, оставшихся торчать на месте, вяло запустил ему вслед бутылкой.

Вскоре он катил прямо, в висках стучало уже не так сильно. Девочка выпрямилась. Он видел в зеркальце заднего вида ее большие черные глаза, но продолжал вести машину молча. В тишине раздался звонкий, чистый, уверенный и чуть насмешливый голос.

— Спасибо, — сказала девочка. — Меня зовут Лейла. Как хорошо, что вы там оказались. Я, видите ли, давно их знаю… Они как выпьют, так совсем звереют.

— Похоже, выпили они крепко! — ответил Шульц, стараясь разглядеть в зеркале все ее лицо.

И после довольно продолжительной паузы прибавил:

— Я тоже рад, что ты здесь. Уже светает.

Побег

Звонок еще разрывал барабанные перепонки, а ученики всей толпой, с грохотом отталкивая и опрокидывая стулья, уже рванули к двери, с хохотом и криками вывалились в коридор, и над классом снова повисла пыльная тишина. От удалявшегося молодого шума тишина казалась еще более веской.

Одна только Лейла осталась сидеть на своем месте. Голова поднята, плечи расправлены. Руки сложены на узком колченогом столе, исписанном вдоль и поперек. Она часто дышит, и сердце у нее колотится, высокая грудь вздымается под ярко-красным шерстяным пуловером. Она пристально смотрит на сидящего напротив нее преподавателя философии — он тоже не вышел из класса. Грузно осел на своем стуле за учительским столом, уткнулся в бумаги, подперев лоб рукой. Он читает. Иногда что-то записывает. Время от времени глубоко вздыхает. Лейла глаз не сводит с его бледного лица, резко выделяющегося на фоне черной доски.

Сама не понимая почему, она восхищалась этим человеком. Он сразу стал очень много для нее значить, с самого начала года она впитывала каждое его слово. Она заметила, что, едва закончив урок, он прирастал к стулу, замыкался в себе, шмыгал носом, потом вздыхал и, не в силах заставить себя уйти, погружался в чтение.

Лейле хотелось знать, где и как он живет, но куда больше ее интересовало, о чем он, собственно, думает…

Иногда зимними вечерами в темном здании лицея только окно кабинета философии и оставалось освещенным. Он все еще был там. Читал или писал.

Лейле нравилось смотреть, как оживляется и разгорается лицо учителя, когда он произносит имена философов и по памяти цитирует их загадочные высказывания, дошедшие из глубины веков. Голос его в такие минуты звучал мощно и уверенно, а пылающий взгляд казался устремленным сквозь грязные стены куда-то очень далеко. В ветхой скорлупке еще жила давняя страсть.

Лейле казалось, что этот человек наделен способностью ясно видеть понятия, которые ей самой разглядеть было не дано. Она верила, что ему открыт доступ к другой истине. Она с удовольствием ловила срывавшиеся с его губ необычные слова и странные вопросы, которые потом волновали ее во сне. Преподавателю философии было в высшей степени наплевать на невнимание большинства учеников, на шум в классе. В нем было нечто, производившее впечатление даже на самых горластых, даже на самых отпетых учеников, которые терпеть не могли лицея. Его все-таки уважали. И почему-то побаивались.