Каменное сердце - [42]

— Вы и есть писатель?

Мне захотелось сказать, что раньше я был чем-то в этом роде, но теперь с этим покончено. Однако ответил:

— Да… он самый.

И тут же меня одолели сразу несколько неприятных физических ощущений. В желудке было пусто, меня слегка подташнивало. Рот одновременно пересохший и наполненный чем-то горьким и вязким, я никак не мог это проглотить. Девушка не выпалила единым духом, робко или смущенно: «вы-и-есть — писатель?», но проговорила довольно уверенно и с оттенком агрессивности сначала: «вы и есть?» — а потом: «писатель?» И я уже слышал раньше этот звонкий голос, отчетливо выговаривающий каждый слог! Может быть, не в действительности, а в своей голове! И я прекрасно знал эту манеру говорить, это полное энергии спокойствие. Этот взгляд, впившийся в мои глаза! Она прибавила:

— Мне в деревне, в кафе, люди объяснили, где находится дом писателя… то есть ваш. Они сказали, надо идти вдоль реки… Вообще с этой штукой ошибиться невозможно! — И, не поворачивая головы, она показала пальцем на каменное сердце.

В эту минуту я еще мог сохранить некое подобие нормальности, сделав вид, будто ко мне явилась одна из тех молоденьких бродяжек, которые с рюкзаком за спиной идут из края в край и просят где немножко денег, где накормить или пустить переночевать. Я же, напротив, хладнокровно подумал, что происходит нечто серьезное. Нет, не нечто «сверхъестественное», потому что, когда стоишь в двух шагах от красивой девушки, которая двигается и разговаривает, ощущения «сверхъестественности» не появляется. Нечто серьезное. Но в то же время удивительно приятное. Agnus ex machina!

Я сжал челюсти, сглотнул и только после этого смог выговорить:

— Мы, кажется, где-то встречались?

— Я не местная, — вежливо ответила она. — Я не отсюда, я нездешняя. Я хочу сказать… совсем нездешняя! Но я думаю, что искала именно вас.

Я чуть было не выкрикнул ее имя, но, к счастью, она представилась сама:

— Я — Лейла. — Таким тоном, каким говорит женщина, уверенная, что, если ее и не узнали с первого взгляда, упоминание ее имени все расставит по местам.

«Лейла!» — нетерпеливо повторила она, как будто хотела сказать «вы же знаете!», и я уже не мог сдвинуть брови и поскрести в затылке, припоминая, где же и когда же мы могли познакомиться. Конечно, я ее знал!

Я был совершенно не подготовлен к такой необыкновенной встрече, и все же у меня не было ни малейших сомнений в том, кем была сидящая передо мной маленькая девушка. Я не мог ее не узнать, потому что несколько дней перед тем перечитывал посредственный роман, на страницах которого моими собственными словами описывалась некая Лейла…

Я мог бы притвориться изумленным или перепуганным, но — бесконечная ли моя усталость тому виной или неотступное чувство рвущихся связей? — я не испытывал ни настоящего удивления, ни страха: я безмятежно принимал невозможное. Впрочем, эта невозмутимость при фантастическом появлении персонажа, мной, как мне казалось, выдуманного, избавила нас, одного и другую, от обмена репликами еще более нелепыми, чем те обстоятельства, в которых мы очутились.

Когда я начал подниматься по ступенькам крыльца, девушка вскочила на ноги с кошачьей ловкостью, и я вспомнил, что именно так и описал ее, если не в рукописи, то, по крайней мере, в черновиках романа. Потом она опасливо посторонилась, пропуская меня. Я открыл дверь, попросту толкнув ее, потому что дом никогда не запирался на ключ. Она вошла следом за мной, и мне пришлось в этой ни с чем не сообразной ситуации быстро припомнить обыденные слова:

— Ты, наверное, устала? Ты, наверное, проголодалась?

Прихожая с выложенным плитками полом наконец-то освободилась от всех этих проклятых ящиков. Наши шаги и мой голос гулко отзывались в пустоте. Тележку можно было отправить на покой. В углу остались только моя готовая к отъезду дорожная сумка, рукопись «Шульца — Лейлы» и экземпляр «Авессалома, Авессалома!», между страницами которого лежали нераспечатанное письмо на имя Жюльетты и таинственная визитная карточка.

— Да, устала смертельно, — зевнув, проворчала девушка, — но есть хочется еще сильнее. Очень-очень хочется!

Ее зверский аппетит — теперь я и его припомнил. И тогда я потащил ее в кухню, вернее, туда, где раньше, до нашествия рыжих муравьев в день полной распродажи, была кухня. От нее мало что осталось. Стол, плитка и кое-какая еда, которую не надо было хранить в холодильнике.

— Кажется, у меня есть сыр. И хлеб должен был остаться.

Мы устроились за столом на убогих табуретках, и я принялся резать складным ножом мягкий бледный кусок «Каприза богов». Лейла тотчас набросилась на сыр и впилась зубами в огромную краюху. Этот внезапно нападающий на нее неутолимый голод — особенность персонажа! Набив полный рот, Лейла с любопытством осматривалась кругом. Я призадумался было, почему и она не выглядит ни испуганной, ни взволнованной, но вспомнил, что описал рано пришедшее к ней умение владеть собой и ждать подходящего момента. И тоже решил подождать. Ее намерению заговорить со мной помешало непомерное количество сыра и хлеба, распиравших ей щеки. Она только улыбнулась и знаком попросила меня потерпеть.