Каменное море - [89]
Стонов истязаемого не было слышно. Их заглушала зловещая барабанная дробь.
Иванко видел лишь широко открытый рот осужденного, из которого двумя струйками сочилась кровь.
За палачом, несущим жертву, тянулась красная широкая лента из сгустков дымящейся крови и клочьев мяса…
Не помня себя от гнева, Иванко стал расталкивать толпу, чтобы добраться до солдатских рядов. Он готов был броситься на палача… Ругаясь, он уже протиснулся почти к самому плацу, когда один из драгунов, охранявших экзекуции, заметив непорядок в толпе, подъехал к нему и без предупреждения ударил его по голове плашмя саблей.
Очнулся Иванко лишь через несколько минут. Он лежал на земле. Около него на корточках сидел сердобольный чахоточный мещанин. Горькими безумными глазами он смотрел на Иванко и грозил костлявым кулаком в сторону плаца, откуда все еще неслась леденящая душу барабанная дробь…
– Кровопийцы окаянные!
XXXVIII. В дальний путь
В Трикратное Иванко вернулся сам не свой. Кондрат подошел к сыну, когда он распрягал лошадь и, увидев в его глазах окаменевшую боль, спросил:
– Что с тобой?
Сын подробно рассказал отцу о том. что увидел к Вознесенске.
– Встречал на войне я немало страшного. Но так, наверное, черти в преисподней над грешниками не лютуют. Не люди они – звери хищные. Ох, батька, тянется у меня рука к сабле. Рубить! Без пощады рубить проклятых! Не могу я терпеть более…
Сын бросал тяжелые, словно угловатые камни, слова и совсем не походил сейчас на спокойного улыбчатого Иванко, которого привык видеть отец. Кондрат понял, что сына сейчас охватил исступленный гнев, который не раз он сам в жизни испытывал, сталкиваясь с подлой издевательской жестокостью.
И чтобы как-то отвлечь сына от мрачных мыслей, сказал:
– Это наша запорожская кровь кипит в тебе. Не терпит она, сынку, подлости. Попробуй совладать с собой. Успеешь еще саблю в дело пустить. Успеешь… А сейчас слушай хорошую весть – Раенко к нам приехал. Он о тебе все спрашивал.
– Раенко? Николай Алексеевич! – встрепенулся Иванко. – Где он, батько?
– У Виктора Петровича в горнице. Пойдем к нему.
В кабинете Сдаржинского они увидели Раенко. Он сильно похудел. Серый сюртук и такого же цвета брюки нескладно болтались на его стройной высокой фигуре. Видимо, он совсем недавно снял военный мундир и чувствовал себя еще неловко в гражданском костюме.
Он так тепло и радостно встретил появление Иванко, что даже удивил Кондрата. «Словно друга милого увидел», – подумал старый казак и почувствовал невольную гордость за сына, который, видно, чем-то заслужил к себе такое уважение.
– А я отставку чистую взял… Не повезло мне, – стал рассказывать Раенко о своих делах. – Ох, как не повезло! Наш полк, отдаленный большим расстоянием, не мог присоединиться ни к восставшим в Петербурге, ни к черниговцам. Правительство, предупрежденное предателями, успело принять меры. Пестель был арестован за день до восстания, остальные руководители тоже. А за нами, сочувствующими, установился строгий надзор.
– Так что же, Николай Алексеевич, значит, все вольнолюбивые стремления заранее были обречены. Значит, сбросить ярмо деспотизма и рабства в России – только мечта? – спросил Сдаржинский.
– Отнюдь! Я совсем не вижу причины для столь горького вывода. Мне говорил один офицер, что смерть царя и доносы предателей заставили участников тайного общества поднять восстание ранее назначенного срока и без должной подготовки. Одно то, что правительству удалось обезглавить руководство и схватить Пестеля за день до выступления бунтующих войск в Питере, сыграло свою роковую роль. Да и ошибок много сделано было… Духу не хватало убить ныне царствующего деспота. И то, что Муравьев-Апостол не знал толком, куда вести своих черниговцев. А ведь их ждали свои…
– Ждали?
– Да. С нетерпением превеликим. Не знал Сергей Иванович Муравьев-Апостол, что более четырех тысяч крепостных в Белой Церкви, в имении Браницкой ожидали прихода его черниговцев. Тогда бы воспылало пламя крестьянского бунта!
– Так ведь это же пугачевщина! Какой ужас! – воскликнул Виктор Петрович.
– Да. Самая настоящая пугачевщина. И ежели бы мы ее не боялись, как черт ладана, может быть, не торжествовал бы сейчас царь…
– Но неужели воинство наше столь царю покорно? Неужели офицеры и солдаты наши и не пытались выйти из власти царя? Неужели нет более смелых? – воскликнул Кондрат.
– Должен сказать, что не все покорны страху рабскому. Но, видно, плохо еще солдаты наши понимают, как свободы добиться. А случаев возмущения среди воинов было немало. Вот хотя бы случай в Полтавском полку. Вы, наверное, знаете? Нет? Так я расскажу. Во время смотра Полтавского полка прапорщик Степан Иванович Трусов выбежал вперед перед строем, взмахнул обнаженной шпагой и обратился к солдатам:
– Ребята! Бросайтесь в штыки! Найдем вольность и независимость! У нас государь не есть государь Николай Павлович, а тиран!
– А далее Трусов так выразился про особу его императорского высочества и всю царскую фамилию, что у царелюбов-офицеров волосы встали дыбом… Они бросились на прапорщика, но он успел добежать до первого взвода и обратиться к нему с этим же призывом.
«Золотые эполеты» — роман Юрия Трусова, являющийся пятой заключительной частью исторической эпопеи-трилогии Хаджибей. Основной темой романа являются события Крымской войны 1853—1856 годов и героическая оборона Севастополя. Роман состоит из 3 частей: Богдана, Сын казака, Золотые эполеты.Главные герои романа — представители украинского казачества — мичман Кондрат Хурделица, внук легендарного запорожца Хурделицы и Богдана,.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
События романов цикла «Хаджибей» происходят в годы войны Российской империи против турецких захватчиков, когда народы Юга Украины боролись за освобождение Причерноморского края от многовекового ига султанской Турции. Герои романов – молодой запорожец Кондрат и его возлюбленная казачка Маринка.Ю. Трусов показал характер сильных гордых казаков, их душевную твердость, вольнолюбие. Судьба бросает героев книги в степи, захваченные татарскими ордами, в чумацкий поход за солью, в старую греческую кофейню, в гарем, под стены каменного гнезда-крепости Хаджибей.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.