Камень-обманка - [33]

На тетрадной обложке значилось:

«Андрей Васильевич Россохатский. Мысли и воспоминания в плену. Декабрь 1919 — январь 1920».

Бак перевернул страницу и стал читать.

«Записи в черемховской тюрьме.

Итак, я начинаю рассказ о дороге плача, позора и горя.

У войны бешеный ход, и все, что попадает под ее колеса, тотчас превращается в щепу, в пыль, в ничто.

Всего месяц ходил я вольноопределяющимся. Затем присвоили первое офицерское звание. К чему оно мне, и зачем мне эта служба? Впрочем, меня никто не спрашивает — и вот я послан в Омск, к генерал-квартирмейстеру, за назначением.

Армия отступает, красные висят на наших плечах, но после Челябинска, кажется, никто ничему не удивляется.

Схожу на станции Омск. Беды начались уже на перроне. Казалось бы, город, где находятся правительство, ставка и Колчак, должен резко выделяться порядком и дисциплиной. Ничего подобного! На перроне и привокзальной площади — масса бесцельно шатающихся офицеров. Держат они себя донельзя развязно и, по-моему, умышленно нарушают форму ношения одежды.

Сначала мне показалось, что это исключение из правил. Подумал: встреченное мною воинство Мамая — случайные на станции люди, командиры фронтовых частей, проезжающих через Омск.

Но вскоре выяснилось: в городе еще хуже. Я отправился по начальству и был поражен тем, что творилось перед самыми глазами правителей.

Конечно, я не наивная гимназистка и видел распущенность в войсках и офицерах от фронта (Петропавловск) до Омска. Но то, что совершалось в центре, превосходило все. Можно подумать, что офицеров в столице адмирала больше, чем нижних чинов. Все это войско с офицерскими погонами, утратившее свое достоинство, напоминало сброд лакеев, гуляющих в отсутствии господ.

Я облегченно вздохнул, получив назначение в один из формирующихся казачьих полков в городе Кокчетаве. Это что-нибудь верст триста на юг от Омска. К месту службы отправился немедля.

Кокчетав — небольшой уездный городок, населенный казаками и киргизами. Прибыв туда, я вступил в Н-ский Сибирский казачий полк, — он спешно готовился к отправке на фронт. Это, кажется, последняя часть, которую удалось наскрести в окрестных станицах. Она обильно снабжена оружием и обмундированием. И тем не менее нет полка, а есть куча вооруженных людей. Мобилизация произошла очень спешная, без всякой нравственной, моральной и даже технической подготовки. Да еще пустили глупую ложь, а местами и официальные сообщения, что полк составился добровольно, хотя волонтерами здесь и не пахло. Этим тотчас же воспользовались подпольщики и через пропагандистов стали раздувать в ротах искру недоверия к правительству.

Подготовка командного состава была низка. Офицеры совсем не изучали подчиненных, а те, что половчее, терлись в тылу, увлекаясь шумной жизнью.

Формирование полка произошло очень быстро, так что на седьмой день мы выступили на фронт, даже не закончив оборудования обозов. Причиной такой поспешности явились неудачи армии на линиях боя. Не могу умолчать: противник бил нас не одним оружием, но и словом. Иное пополнение, только прибыв на фронт, при первом выстреле, а иногда и без оного, в полном составе переходило на сторону неприятеля. В таких случаях нередко истребляли командиров.

Подъесаул Ш. сказал мне, что в Красной Армии железная дисциплина, но добавил, что держится она на трех китах: сильная агитация, тайные организации внутри армии и суровые меры наказания.

Думаю, что подъесаул Ш. зол и глуп. А наши правители? У них — неумелая оценка положения, пьянство, грабеж казны. Это я надежно знаю.

Получив раньше, чем думалось, приказ о передислокации, мы на другой же день были в походе. Не обошлось и здесь, при выступлении на позиции, без обычной помпезности. В восемь утра полк, готовый к маршу, выстроили на городской площади, фронтом к церкви. Был отслужен молебен с водосвятием. После молебна говорили отцы города и казачье начальство. В напутствиях, скудных искренностью и убедительностью, было больше прощальных слов и пожеланий вернуться живыми, чем упоминаний о цели и о деле, на которое шли эти и без того пораженные сомнением бойцы. Казалось, ораторы, провожавшие речами войска, были настолько уверены в победе, что не считали нужным о ней заботиться. А может, напротив, совсем не верили в победу и лишь прятались за словами, хотя давно известно: болтовней моста не построишь — нужны бревна. А ведь солдат ждала война гражданская, без компромиссов и пощады.

Выслушав заклинания, полк выступил в поход, провожаемый громким «Ура!», музыкой городского оркестра, стонами и воплями родных.

Выйдя за город, мы снова встретились с властями, опередившими нас в экипажах и машинах.

Прямо в степи нам выкатили бочки спирта и вина; через час на кострах жарились бараны. Колокольный звон, речи, «ура!» и музыка парада, слезы жен и матерей — всё ушло куда-то далеко. Началось разгульное пьянство, песни и пляски.

В таком виде полк кое-как совершил первый переход на фронт. Сомнения пытались залить вином.

Через восемь дней мы добрались до позиций, были введены в боевую линию и составили резерв дивизии, наступавшей на станицу Островную. Около девяти вечера успех боя склонился было совсем в нашу сторону: головные части вытеснили неприятеля из Островной и преследовали его. Мы же расположились в станице, составляя, как и раньше, резерв дивизии.