Камень-обманка - [153]

Кореньков ободряюще улыбнулся.

— Дышит…

Оказалось, что старик нашел Катю почти там же, где Вараксин обнаружил офицера. Она лежала вблизи Иркута, совсем не там, где указал Россохатский.

Женщину поместили в лазарет, рядом с Андреем, и он теперь все ночи напролет дежурил возле больной, поил с ложечки бульоном, капал в стакан какое-то лекарство, прописанное медиком.

Придя в сознание, Катя сначала не узнала мужа. Потом, когда чуть окрепла, пробормотала, вяло улыбнувшись:

— Не дождалась тя, Андрюша… Пошла сама… на четвереньках…

Бак и Варна терпеливо ждали выздоровления Кати. Было решено, что работник губернского ГПУ выедет в Иркутск вместе с Кирилловой, — в Кырене, кроме фельдшера, некому было помочь женщине в трудный час.

И вот пришел день, когда Катя сказала Андрею и Баку, что готова в путь.

Отъезд назначили на утро.

Вечером, перед дорогой, Бак вызвал Россохатского на допрос.

— Садитесь. Надо потолковать.

Кивнул на стол, где лежал кусок золота, напоминавший формой лосиный рог.

— Ваше?

— Мое.

— Не жаль?

Россохатский усмехнулся.

— Без денег — сон крепче.

— Откуда металл?

— Река Шумак. Чаша под водопадом.

— Место запомнили?

— Да.

— Найти сумеете?

Не отвечая на вопрос, Россохатский поднялся с табурета, сказал:

— Деньги — не голова: наживное дело. Что меня ждет?

— То есть?

— Расстрел? Тюрьма? Ссылка?

Бак пристально взглянул на бывшего офицера.

— Большие грехи за душой?

— Нет. Но воевал с красными.

— Это известно.

Бак еще раз оглядел сотника.

— Однако не ответили на мой вопрос. Вы грамотны, Россохатский, и понимаете: страна разрушена войной, нужна валюта, чтобы поднять хозяйство из руин. Итак?

— Дорога на Шумак тяжела, а я нездоров. И жена… Сами изволите видеть.

— Конечно. Подождем, когда поправитесь. Без проводника не найти Чашу.

Почувствовав головокружение, Андрей опустился на скамью. Взглянув в упор на Бака, спросил:

— Что «потом»?

— Когда мавр сотворит дело?

Чекист пожал плечами, сказал:

— Понимаю вас, Россохатский. Однако, поверьте, мы знаем, с кем имеем дело. Поможете найти Чашу и уедете с женой, куда пожелаете. Мне приказано сказать это.

Андрей молчал, вглядываясь в лицо чекиста, будто по его выражению хотел убедиться, что слышит правду. Помедлив, кивнул головой.

— Я помогу.

— Не сомневался. Набирайтесь сил. Ешьте и отдыхайте.

Бак подвинул Россохатскому чистую тетрадь и карандаш.

— Сумеете написать обо всем? Маршрут, рельеф, приметы?

— Да.

— Еще вопрос. Вы знаете Вана?

— Нет.

— Может, китайца, которого зовут иначе?

— Да. Дина.

— Молод?

— Старик.

— Внешность?

Выслушав Россохатского, Бак заметно оживился.

— Если не очень устанете, опишите старика. Кто? Откуда? Когда и куда исчез?

— Хорошо.

— Вернемся к экспедиции. С вами отправятся Варна и местные люди. Поход конный.

— А жена?

— Поедет со мной в Иркутск. Нужен акушер. Есть вопросы?

— Нет.

— Желаю удачи.

ГЛАВА 26-я СНОВА КРОВЬ

Во главе небольшой колонны ехали братья Леоновы. За ними на коренастом бурятском коньке трясся Андрей, еще слабый, худой и молчаливый. Рядом, неловко сидя в седле, двигался щуплый, рот на замке, поисковик Сушин, присланный по просьбе иркутских чекистов из геологического управления. Замыкал колонну Варна.

Андрей с грустью и любопытством разглядывал тропу, бежавшую по каменистой тайге, в которой редкие березки уже начинали покрываться желтизной. Ощутимо надвигалась осень: кончались дожди, вот-вот должны были наступить ночные заморозки.

Совсем недавно он полз по такой же тропе полумертвый, задыхаясь от усталости и голода. Теперь под ним седло, и рядом люди, те самые, которые еще вчера могли убить его без тени сожаления. Люди, с какими он обязан ныне жить в одной кучке и делать общее дело.

Это было удивительно, походило на немыслимый сон.

Вечером того же дня поисковая группа прошла Туран и затерялась в горной тайге Восточного Саяна.

Сутками позже в Кырене, в штабной избе, появился запыленный и хмурый Грязнов. Он молча сел против Вараксина, расстегнул ворот рубахи, почти с ненавистью взглянул на командира.

— Что злой? — поинтересовался Степан. — Или обидел кто?

— Ты и обидел. Других на золото взял. Иль я хуже Леоновых Саян знаю?

— Отчего ж? Не хуже. Однако они — охотники, вольный народ, а ты занятой, гурты гоняешь.

Торговец поджег табак в трубке, поиграл желваками.

— Там, в Чаше, металла тьма, полагаю. На него овец всей Монголии купить можно. Ради того не грешно и дела бросить на время. Не веришь Артемию, командир?

— Ты за рубеж отлучался, Грязнов. А нам недосуг.

— Подождали б. Не на пожар.

Уже выбив трубку и собираясь уходить, торговец зло сузил глаза, кинул, не оборачиваясь:

— Еще пожалеешь, паря. Леоновы — они… им палец в рот не суй. Отгрызут палец.

Вараксин нахмурился.

— Зря пятнаешь людей, Артемий.

Однако, как только за коммерсантом захлопнулась дверь, Степан ощутил странное, тягучее чувство неуверенности, даже тревогу, и смущенно потер лоб.

«А-а, вякает без толку, — попытался он успокоить себя. — Глаза у него жадные, более брюха глаза!»

Но тут же вспомнил: сам, собираясь на охоту, отказался взять в проводники одного из Леоновых. В них и впрямь было что-то недоброе, чужое.

Экспедицию ожидали в Кырене к концу августа, но за неделю до срока в штабную избу внезапно втиснулись братья Леоновы. Они молча свалили в угол поняги, приставили к ним ружья и хмуро стали сворачивать цигарки.