Камень нерушимый - [3]

Старые рябины росли по краям квадратного двора. В самом дальнем углу они раскинулись особенно широко. Там Гафитулла соорудил из досок длинный стол и скамейки. И не было на прииске человека, который не побывал бы за этим столом, не пил бы здесь чай, заваренный по-татарски — круто, дочерна. Что и говорить, славно было сидеть в вечерней прохладе, слушать, как журчат внизу речные струи на перекате, и вести неторопливую задушевную беседу.

Гафитулла считал, что мальчикам полезно слушать эти вечерние разговоры, и никогда не прогонял их спать.

Когда солнце спряталось за тучу, начали собираться гости. Первым пришел инженер Верес. Он тяжело уселся на скамью, трубкой зачерпнул из кармана табаку, прикурил и спрятался за облаком синеватого ароматного дыма. Короткий, кривоногий, с некрасивым широким лицом и торчащими во все стороны рыжими волосами, Верес производил на незнакомого человека неприятное впечатление. Но стоило узнать его поближе, это впечатление пропадало. Рассказывали, что молодость он провел в тайге, пустынях, тундре, сделал немало хороших открытий, а вот свою жизнь так и не успел устроить, жил бобылем. Зато на прииске все его уважали, а дети любили: он много знал и умел хорошо рассказывать.

Вскоре пришел молодой инженер-геолог, за ним еще несколько человек. Тетушка Савдана принесла самовар и большое блюдо с лепешками. Гафитулла сел напротив самовара.

Когда ребята подошли, беседа уже была в разгаре.

— Да, — неторопливо попыхивал трубкой Верес, — страх вспомнить… Когда у нас только-только начали добывать алмазы, меня в числе других специалистов послали на копи Южной Африки, поучиться. Честное слово, мы ездили напрасно. Только горько на душе стало. Были мы на копях, принадлежащих международному синдикату «Даймонд корпорэйшен»… Даймонд, по-ихнему, значит, алмаз. Так вот, насмотрелись мы на приисках всякого. Работают в копях негры, неграмотные, забитые, бесправные. Даже нас надсмотрщики не стеснялись — так исколотят иного негра, что тот пластом лежит и встать не может…

И Верес повел длинный рассказ о том, как он ездил с одной копи на другую, искал, изучал технологию добычи алмазов. Ведь его за тем и посылали. Побывал на алмазных россыпях в долинах рек Вааль и Оранжевая, был в пустыне Карру, побывал на приисках Анголы и Золотого Берега. И везде видел одно — тяжелый ручной труд негров и стоящего над ними белого надсмотрщика с плетью.

Мальчики слышали рассказы Вереса не раз. Каждый раз они звучали для них по-новому интересно.

— Помните время после революции? — продолжал Верес. — Капиталисты не стали продавать нам алмазы. Думали, что нам нечем будет бурить скважины, и мы останемся без нефти, не будем вести разведку полезных ископаемых. Но поистине в этой чудесной кладовой — в старых Уральских горах — все есть. Вот уже долгое время наши уральские алмазы добросовестно трудятся — режут корундовые круги, сверлят точнейшие отверстия, обтачивают сверхтвердые сплавы. Но все же их было мало. Ведь девяносто восемь процентов мировой добычи алмазов давал синдикат «Даймонд корпорэйшен», и только два процента приходилось на долю всех остальных алмазных копей — в Америке, Индии, на острове Борнео… Но теперь все стало иначе. Можно поклониться отважным геологам, которые нашли в Якутии коренные месторождения!

— В общем-то это хорошо, — перебил Вереса молодой инженер, — а вот для нас не очень весело. Боюсь, закроют наш прииск. Якутские алмазы дешевле. Уже поговаривают, что придется нам того… сворачиваться. Там, в Якутии, достал тонну кимберлита, размолол, и потом алмазы хоть руками выбирай. А у нас? Машины перемывают сотни тонн грунта ради нескольких каратов. Невыгодно… Придется нам, одним словом, сдавать позиции якутскому алмазу. Почитаешь газеты, и только диву даешься, какое там богатство. Сегодня нашли алмаз в 37 каратов, завтра — в 40 каратов, немного погодя — в 47 каратов. Ей-богу, завидно становится.

— Ну, так скоро и закрыли наши фабрики, — скептически протянул Верес.

— У меня тревожно на душе, — сказал Гафитулла, допивая чай и сталкивая с колен дымчатого кота, толстого, как и сам хозяин. — Я очень боюсь, что прииск закроют. Придется снова переезжать… Но не это главное. Жалко, что много алмазов в земле останется. Ведь здесь еще много нетронутых россыпей. Наверное, есть богатые… Мои малайки сегодня нашли алмаз в шесть каратов! Разве обеднела Уральская земля?

Гафитулла велел мальчикам принести алмаз, и он пошел по рукам. Верес, осмотрев камешек, многозначительно крякнул и снова окутался дымом.

— Есть один путь — добиться, чтобы наш прииск не закрыли, — сказал он, возвращая алмаз мальчикам. — Надо сделать, чтобы карат наших алмазов стал во много раз дешевле, чем сейчас. Тогда никому и в голову не придет закрывать прииск…

— Ты хорошо говоришь, кунак, я думаю так же, — неторопливо заговорил Гафитулла. — Но как сделать это? И можно ли?

— Будем ставить новые машины, — ответил Верес. — Где трудились четверо рабочих, там будет работать один. И, главное, не мешало бы найти хорошую богатую россыпь для начала. Эта уже выработалась основательно…

— Да, да! — подхватил Гафитулла. — Вот уже второй месяц подряд я не видел ни одного порядочного алмаза. Разве можно так работать? Надо переходить на новую россыпь.