Камень на шее. Мой золотой Иерусалим - [115]

Но с переднего сиденья машины пересесть было некуда. Их ноги оказались рядом, и ничего тут нельзя было поделать. До самой Арки Габриэль молчал, и Клара замирала при мысли, что он вот-вот положит руку ей на коленку. Клара была почти уверена, что именно это сейчас произойдет, но понимала, что ее могут сбивать с толку собственные желания. Доехав до ее дверей, Габриэль остановил машину и, не выключая мотора, сказал:

— А давайте поедем к нам, чего-нибудь выпьем.

— Не стоит, — ответила Клара. — Уже так поздно, ваша жена, наверное, легла спать?

— Может быть, — сказал Габриэль, — а может быть, и нет. Но это не имеет значения, мы ей не помешаем.

— Я бы с удовольствием, — сказала Клара. — Но просто уже поздно.

— Не так уж и поздно, — заверил ее Габриэль и нажал на газ.

Пока они ехали по Холлоуэй-роуд и въезжали в Айлингтон, Клара размышляла о том, не следовало ли ей пригласить его попить кофе к себе, и в итоге была рада, что этого не сделала: во-первых, она вспомнила, что у нее не осталось чистых чашек, а затевать мытье посуды не хотелось, во-вторых, ей было интересно посмотреть, как он живет. Судя по шикарным туалетам Филлипы и по облику одного перестроенного дома в Айлингтоне, где Клара как-то побывала в гостях, можно было ожидать чего-то эффектного, шикарного, каких-то особых изысков лондонского жилого строительства, великолепия интерьеров с мебелью из магазина «Хилз», особо модными обоями, сверкающими деревянными полами, белоснежными дверями, цветной керамикой и дорогими искусственными цветами в белых итальянских вазах. Наличие в доме детей, Клара была уверена, выразится в обилии нарядных деревянных игрушек, декоративных ковриков, спонтанных рисунков на стенах. Клара плохо знала этот жанр — мало у кого из ее друзей были дети, — но видела некоторые его образцы в «Цветных приложениях». Она знала, чего ожидать, и очень хотела это увидеть. И, будучи неисправимо безвольной и ленивой, она предпочитала роль гостьи, а не хозяйки, предпочитала, чтобы ей смешивали коктейли, а не сама она возилась со стаканами и бутылками. Клара никогда не устраивала у себя вечеринок и не собиралась устраивать, отрицательное отношение к приему гостей так глубоко укоренилось в ней, что она не могла определить его первопричину и самокритично объясняла его собственной скупостью, ленью или просто неспособностью занимать гостей. Ей никогда не приходило в голову, что другие могут испытывать подобное нежелание, она лишь себя воспринимала стороной получающей.

По пути к дому Габриэля они проехали две смутно знакомые Кларе обветшалые площади, теперь они были заставлены строительной техникой — там сносили и перестраивали старые дома. Этот район всегда привлекал Клару своими резкими контрастами упадка и процветания, богатства и бедности, отказом от провинциального единообразия. Ее привлекало все непривычное: необходимость спать по шесть человек в комнате, как неаполитанцы, была столь же чарующе далекой от воспоминаний о ее собственной маленькой, квадратной комнате-одиночке, как и сложные ассоциации, связанные с комнатой Клелии, населенной чудесными вещами и фотографиями. Клара смотрела на облупившиеся, потрескавшиеся фасады и на фасады только что оштукатуренные и нарядно покрашенные и думала, как хорошо жить в одном из таких обновленных домов.

Но облик улицы, на которой Габриэль наконец остановил машину, ее удивил. Она ожидала увидеть большой красивый дом, на соседней улице они проехали такой, и Клара мысленно поселила в нем Габриэля — угловой, с ажурными решетками на подоконниках и каменным ананасом на столбе ворот. Но на улице, где они остановились, таких домов не было. Реконструкция сюда не дошла; высокие невзрачные дома потемнели, каменные обрамления окон и дверей потрескались от времени и непогоды. Клара заметила, что пытается убедить себя, будто внутри все в порядке, хотя сама не знала, почему это должно ее волновать и что значит «в порядке» в отношении дома Габриэля, но когда они вошли, оказалось, что там все совсем не в порядке. Габриэль открыл дверь своим ключом и впустил Клару в прихожую, освещенную лампочкой без абажура. Клара внутренне приготовилась к встрече с Филлипой — в гостиной горел свет, и, войдя, они сразу услышали голоса. Прихожая поразила Клару убожеством, какого не встретишь в самых дешевых наемных квартирах. Часть выщербленного деревянного пола была покрыта облезлой ворсистой циновкой, стена со вбитыми в нее крюками была увешана одеждой всех размеров, в углу друг за другом стояли детская коляска и детский складной стул на колесиках, поверх коляски лежал трехколесный велосипед, а внизу валялось множество ботинок, туфель и старых пластмассовых игрушек. Видавшие виды дешевые коричневатые обои в цветочек, ободранные детьми, свисали у подножия лестницы клочьями, а в углу отстали, обнажив внушительную выемку в крошащейся штукатурке. На лестнице не было ковра. Клара, помимо воли, смотрела во все глаза и, распознав в себе целое половодье чувств обитательницы Хартли-роуд, с трудом смогла их преодолеть. Ей было досадно, что она застигнута врасплох, она думала, что изучила Денэмов и не может ошибиться в своих ожиданиях, она никак не предполагала, что невестка миссис Денэм может так содержать дом. Хотя существовала, конечно, эта помешанная Амелия, но ее помешательство и странная манера одеваться могли быть и преувеличением. Как бы то ни было, Клара сказала себе, что надо принимать все как должное, что именно такой дом — самое подходящее место обитания для такого человека, как Габриэль, но когда Габриэль распахнул дверь в комнату, она поймала себя на мысли, что там, наверное, лучше.