Камень на камень - [146]

Шрифт
Интервал

Я принес из больницы кусочек мыла. Кто-то оставил в умывалке, и я взял, будто предчувствовал, что он мне понадобится. Подставил скамеечку к лохани, сел и водой из ковшика облил Михала с головы до ног, чтобы он хоть немного отмок. Потом потер обмылок в руках, получилась пена. И осторожно, чтобы не больно было, намылил ему спину, грудь, руки, вообще все. Кожа на нем дрожала, как на кролике, когда того гладишь по шерстке. Я и в себе чувствовал эту дрожь, хотя едва касался Михала, и то больше пеной, чем рукой.

— Не дрожи так, — сказал я. — Ничего я тебе плохого не делаю. Мою. Ты всегда мыться любил. Помнишь, как мать нас купала на пасху или на рождество и ты ни за что не хотел из лохани вылезать? А меня отец ремнем загонял, вечно я притворялся, что до смерти хочу спать. И то вода была чересчур горяча, то мыло щипало глаза. А как вечерами ходили на реку, помнишь?! Сперва ты мне спину мыл, потом я тебе. Пятки камнем или песком терли. А не хотелось мыться — привидениями друг дружку стращали. Больше я тебя. Глянь, Михал, чего-то стоит. Там. Ну там, возле ивы. Белое, вроде в саване. Дух! II бежать. Я первый, ты за мной. Мать, отец: что стряслось?! Мы духа видели! Небось мыться неохота было, наказанье господне с этими мальчишками — мать, как всегда, свое. Ну куда с такими грязными ногами в постель? На реке — это, должно, Бартошкин дух, — отец скорее готов был нам поверить. Надо бы вам спросить, во имя отца и сына, чего ты, душа, желаешь? Бартошка б вам худого не сделала. Она живая любила на реку ходить, вот и теперь приходит. Сядет, бывало, на берегу, уставится на воду и глядит. И чего ж вы там, Агата, видите, спросил я как-то у ней, когда за водой пришел к роднику. Все разное, Юзеф, разное. Хотя что она могла видеть — песок, ил, камни да как речка течет.

Я передвинулся со скамеечкой на другую сторону лохани, чтоб удобнее было дотягиваться до Михала.

— А помнишь, как на Иоанна Крестителя мы раз возле Блаха купались? С Иоанна Крестителя разрешалось купаться. Он в этот день реки крестит. Я-то часто и раньше купался, иногда даже в мае. Жара в тот год стояла несусветная, листья на деревьях скукоживались. Ребят, девчонок тьма-тьмущая, воды не видно. Река аж на ивы выплескивалась. Фредек Земб пригнал лошадь, мы на нее, сколько на хребте поместилось, — и н-но! вверх, вниз по реке. И на шею ей вешались, и за хвост цеплялись. Крику, визгу — светопреставленье. А ты сидел на берегу, под ракитовым кустом, и глотал слезы, потому что не умел плавать. Я тебя уговаривал, иди сюда, Михал, научишься, схватишься за конский хвост и ногами колоти что есть сил. Иди! И все тебя уговаривали. Самое лучшее — с ходу вниз головой! Сложи руки как для молитвы, вытяни вперед и прыгай! Ну, Михал! Не, ребята, кинем его, скорей научится! Давай его сюда! Давай его сюда! Ты наутек. Мы за тобой. Догнали на Махалинином поле, ты в борозде споткнулся. Вырывался, плевался, руки нам кусал. Но нас было четверо. Затащили тебя в реку, раскачали за руки, за ноги — и бултых! Нас так и окатило водой. Маши, Михал! Давай! Руками, ногами! Но ты, будто назло, не шевельнул ни рукой, ни ногой, сразу пошел ко дну. Пришлось мне за тобой нырять. Ты воды нахлебался, что и дух не мог перевести, потом на тебя еще икота напала. А отец меня дома ремнем, вроде я тебя утопить хотел. Но ведь так скорей всего можно научиться плавать. Всех так учили: за руки, за ноги — и бултых! Спасайся, не то потонешь! Меня даже с ивы бросали, откуда повыше. А как потом пригодилось. В войну понадобилось раз прыгнуть с моста. Сзади погоня, спереди засада, а другого пути не было.

Я встал, подлил из чугуна горячей воды. Поболтал рукой вокруг его ног, смешал с остывшей.

— А помнишь, перед войной ты как-то приехал в шляпе? Стал на пороге и будто заробел, что на тебе шляпа. И мы глаза вылупили — Михал и не Михал. Ты ее поскорей стянул, но отец: ну-ка надень, я погляжу. Ничего, идет тебе, только на себя мало похож. Дорого отдал? А мать: что ж ты подешевле, сынок, не взял, за эти бы деньги костюм можно купить. Воскресенье было. Отец хотел, чтобы мы по деревне прошлись, может, ксендза повстречаем, он вроде все время о тебе спрашивал. А у нас девки были на уме, что нам ксендз, да еще в такую жару, и я потащил тебя на речку. Девчонки уже стали невесты, вода в реке так и бурлила. Я разделся и сразу — бух! с головой. А ты сел на берегу под ракитовым кустом, в теньке. Подплыла к тебе Стефка Магер и ну завлекать, может, разденешься, Михась? Жара-то какая, раздевайся, залезай в воду. А груди у ней — точно речной водой опились. Идет тебе шляпа. Надолго приехал? Магеры думали, ты на ней женишься. Но счастья б она тебе не принесла. В войну спуталась тут с одним, он за мукой приезжал, и упорхнула с ним. Мужика бросила, ребенка. Михал! Михал! Иди купаться! Все девки тебя звали. Парням стало завидно. Не зовите вы его! У него, должно, чахотка! Чахоточным нельзя! Вон, видали, какую себе шляпу завел, чтоб не подумали, что деревенский. Ну прямо задница из-за куста торчит! Подскочил кто-то сзади, сорвал у тебя эту шляпу с головы и швырк в реку. Все наперегонки за ней. Один в нее воды набрал. Другой нахлобучил себе на башку и поплыл. Я к нему, хотел отобрать. Но он дальше закинул, в кучу ребят. А те давай ее теребить, вырывать друг у дружки из рук. Стефка Магер слезу пустила. Вы, свиньи! Вы, свиньи! — кричала. Ни у кого из вас никогда такой шляпы не будет! Кто-то нырнул, поднял со дна камень. Сунули этот камень в шляпу и топить. Я все же отнял ее у ребят и забросил куда подальше, вниз по реке, мол, я первый доплыву. И доплыл бы. Но Болек Куска выскочил на берег и по берегу добежал раньше меня. Схватил шляпу, побежал дальше, на мелкое место, там влез в нее ногами и давай топтать, возить по илу, по песку, по камням. Ох, измордасил я его тогда, месяц парень губы не мог сомкнуть, все будто смеялся. А рубашку с портками ножиком изрезал, ботинки закинул в воду. Прилетели они с братом Вицеком и с ихним стариком к нам в хату, так я и Вицеку приложил, и старику. А ты хоть бы что, глядел, как твою шляпу уродуют, потом встал, сказал, пошли, Шимек. Оставь им эту шляпу, пусть забавляются.


Еще от автора Веслав Мысливский
Польские повести

Сборник включает повести трех современных польских писателей: В. Маха «Жизнь большая и малая», В. Мысливского «Голый сад» и Е. Вавжака «Линия». Разные по тематике, все эти повести рассказывают о жизни Польши в послевоенные десятилетия. Читатель познакомится с жизнью польской деревни, жизнью партийных работников.


Рекомендуем почитать
Остров обреченных

Пятеро мужчин и две женщины становятся жертвами кораблекрушения и оказываются на необитаемом острове, населенном слепыми птицами и гигантскими ящерицами. Лишенные воды, еды и надежды на спасение герои вынуждены противостоять не только приближающейся смерти, но и собственному прошлому, от которого они пытались сбежать и которое теперь преследует их в снах и галлюцинациях, почти неотличимых от реальности. Прослеживая путь, который каждый из них выберет перед лицом смерти, освещая самые темные уголки их душ, Стиг Дагерман (1923–1954) исследует природу чувства вины, страха и одиночества.


Дорога сворачивает к нам

Книгу «Дорога сворачивает к нам» написал известный литовский писатель Миколас Слуцкис. Читателям знакомы многие книги этого автора. Для детей на русском языке были изданы его сборники рассказов: «Адомелис-часовой», «Аисты», «Великая борозда», «Маленький почтальон», «Как разбилось солнце». Большой отклик среди юных читателей получила повесть «Добрый дом», которая издавалась на русском языке три раза. Героиня новой повести М. Слуцкиса «Дорога сворачивает к нам» Мари́те живет в глухой деревушке, затерявшейся среди лесов и болот, вдали от большой дороги.


Комната из листьев

Что если бы Элизабет Макартур, жена печально известного Джона Макартура, «отца» шерстяного овцеводства, написала откровенные и тайные мемуары? А что, если бы романистка Кейт Гренвилл чудесным образом нашла и опубликовала их? С этого начинается роман, балансирующий на грани реальности и выдумки. Брак с безжалостным тираном, стремление к недоступной для женщины власти в обществе. Элизабет Макартур управляет своей жизнью с рвением и страстью, с помощью хитрости и остроумия. Это роман, действие которого происходит в прошлом, но он в равной степени и о настоящем, о том, где секреты и ложь могут формировать реальность.


Признание Лусиу

Впервые издаётся на русском языке одна из самых важных работ в творческом наследии знаменитого португальского поэта и писателя Мариу де Са-Карнейру (1890–1916) – его единственный роман «Признание Лусиу» (1914). Изысканная дружба двух декадентствующих литераторов, сохраняя всю свою сложную ментальность, удивительным образом эволюционирует в загадочный любовный треугольник. Усложнённая внутренняя композиция произведения, причудливый язык и стиль письма, преступление на почве страсти, «саморасследование» и необычное признание создают оригинальное повествование «топовой» литературы эпохи Модернизма.


Прежде чем увянут листья

Роман современного писателя из ГДР посвящен нелегкому ратному труду пограничников Национальной народной армии, в рядах которой молодые воины не только овладевают комплексом военных знаний, но и крепнут духовно, становясь настоящими патриотами первого в мире социалистического немецкого государства. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Отдайте братика

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.