Камень духов - [62]

– Буду вам премного обязан, сеньор капитан, – Герера приложил руку к сердцу и улыбнулся, но весь его вид говорил, что ему нет дела, будет ли награжден Завалишин.

Расстались Лазарев и Герера как старые приятели.

Когда гичка с полковником отошла от «Крейсера», Лазарев долго смотрел ей вслед, прикидывая, зачем все-таки приезжал комиссар хунты. Так и не найдя ответа, капитан второго ранга пожал плечами и по приглашению офицеров отправился в кают-компанию, где по заведенной с начала вояжа традиции в эти часы устраивалось чаепитие.

5

Утверждают, что женщины запоминают день своей свадьбы лучше, чем мужчины. Весь, до мельчайших подробностей. И часто возвращаются к нему потом мысленно, невзирая на то, как сложится семейная жизнь. Но в одном случае все, что произошло в день бракосочетания, воспринимается как доброе предзнаменование, в другом – как злое пророчество.

В отличие от общепринятого мнения, Мария Меркадо почти ничего не запомнила о первой половине своей свадебной церемонии с Гомесом Герерой. Зато все, что случилось во второй, навеки врезалось ей в память.

Надо сказать, обычной предсвадебной суматохи – с долгими тщательными приготовлениями, с примеркой пошитых к этому дню нарядов, рассылкой приглашений гостям по заранее составленному списку – у Гомеса и Марии не было. По настоянию жениха свадьбу назначили на первое воскресенье после того, как Мария была спасена от похитителей.

Накануне молодые исповедовались и причастились у падре Альтамиро, весьма кстати заехавшего в президию. Духовник Меркадо – падре Аморос – заболел, да и ехать к нему в миссию было далеко. Против поездки возражал Герера.

– В горестные дни нужна твердость, а в радостные – осторожность, – припомнил он в подтверждение своих слов старую испанскую мудрость. – Церемонию будем проводить в президии Сан-Франциско, и сразу после этого мы отправимся в Монтерей.

Мария, непривычно покорная, не возражала жениху.

Меры предосторожности в день свадьбы, опять же по настоянию Гереры, были предприняты самые серьезные: усилили охрану у ворот, всех входящих в президию индейцев и метисов обыскивали. Сам Герера появился в храме в глухом, застегнутом под самую шею мундире, при палаше и двух пистолетах за поясом.

«Будто на войну собрался…» – безразлично окинув его взглядом, подумала Мария. Она была одета в платье, которое когда-то шилось для ее кузины Марии Консепсьон, когда та еще верила в возвращение дона Николаса. «Дурная примета выходить замуж в чужом несчастливом наряде, – промелькнула у Марии Меркадо мысль. – Ну и пусть: если рядом не дон Деметрио, а Герера, стоит ли огорчаться по поводу платья? Да и шить другое нет времени».

От той Марии-Марипосы, которая еще недавно радовалась всему и всем, не осталось и следа. Девушка разом повзрослела. Даже внешний облик ее изменился. Черты лица обозначились резче, взгляд углубился, сделался печальней и строже. Но это придавало ее красоте новую притягательность. Мария то и дело ловила на себе восторженные взгляды мужчин, от простых солдат до кузена Луиса.

– Ты стала еще прекрасней, Мария… – сказал кузен, увидев сестру в свадебном наряде.

«Зачем мне эта красота? Зачем эта свадьба?» – подумала она, оставшись одна в комнате и разглядывая себя в зеркало.

И хотя мудрые люди утверждают, что, пока женщина смотрит на свое отражение, она не может быть до конца несчастной, самой Марии в этот момент так не казалось.

Именно потому, что Мария ощутила себя отвергнутой доном Деметрио, униженной и никому не нужной, она и не стала возражать против скоропалительной свадьбы. Разве можно осуждать ее за это? Вообразите себя на месте сеньориты. Вы – любимы, ваш избранник оказывает вам недвусмысленные знаки внимания, и вдруг иллюзия рассеивается, как мираж. Избранник уезжает, не оставляя надежд на новую встречу, да еще и заявляет, что у него в жизни есть какие-то дела поважнее любви… Женщина может простить любимому человеку многое: грубость и даже повышенное внимание к другой женщине. Но если мужчина предпочитает ей что-то непонятное, если он отвергает ее страсть, прикрываясь словами о высоком предназначении, этого женщина – особенно если она испанка – никогда не поймет и не простит.

«Я выйду за Гереру! – решила Меркадо. – Не хочу быть соломенной вдовой, как Мария Аргуэлло. Гомес, по крайней мере, любит меня. А там посмотрим, может быть, и я полюблю его…»

И все же, несмотря на собственное решение, на душе у Марии было неспокойно. Пропал аппетит, все валилось из рук…

Все, что происходило перед алтарем, Мария запомнила смутно. Падре Альтамиро в праздничном облачении задавал ей и Гомесу какие-то вопросы. Герере постоянно приходилось подсказывать ей, что надо говорить в ответ. Потом он надел ей на левую руку кольцо – серебряное, с большим зеленым камнем. «Esmeralda», – отозвалось в памяти Марии, когда Герера уже по-хозяйски властно и крепко поцеловал ее в холодные губы. Слезы потекли по ее щекам.

– Она плачет от счастья… – донесся до нее чей-то громкий шепот, и тут сеньорите, нет, уже сеньоре Марии стало по-настоящему страшно: «Что я наделала? Я же не люблю его!»

Вокруг аплодировали и желали счастья молодым. Несмотря на то, что торжество держалось в тайне и никого на него не приглашали, гостей съехалось довольно много. В Верхней Калифорнии, как в большой ранчерии, известия о таких событиях распространяются молниеносно. Сквозь плотный коридор Герера повел Марию к выходу из храма.