Каллиграфия - [147]

— Получилось! Получилось! Аризу превзошла самое себя! — ликовала итальянка. — То-то будет довольна детвора! То-то обрадуется Клео! Кстати, где она? Мне надобно ее разыскать.

У Клеопатры не укладывалось в голове, как простой камешек, пускай и многогранный, и прозрачный, мог сотворить такое чудо. Она задумчиво ходила по зазеленевшей вдоль ручья травке, заглядывала в синеву вод, изредка омачивала ноги — и всё это с сосредоточенностью, какой позавидовал бы сам Алексис Кагаме.[58] Потом мысль ее от бриллианта перенеслась к вещи более прозаической: что станется с нею, с дочерью саванн, когда опустеет сад? Не за кем будет присматривать, некого укрощать. Зачем хранительнице балласт? Она препроводит Клеопатру в племя масаев — и, как говорится, амба, вот и весь сказ!

— А я не хочу в племя! — топнула ногою кенийка, переча воображаемому собеседнику. — Не хочу, не хочу!

— Чего ты не хочешь, милая? — осведомилась Джулия, которая точно из воздуха материализовалась и взирала теперь на африканку с неподдельным изумлением. — Не время киснуть: соловьи заливаются, почки набухают, а вон, гляди, цветочек на сакуре раскрылся!

— Душу не трави, — буркнула та. — А о птичках и цветочках пой кому-нибудь другому.

Вздернутые брови, вытянувшееся от удивления лицо — всё, как по канону.

Клеопатра испустила горестный вздох.

— Выдворят меня, понимаешь? Какой от меня прок в обновившемся саду? Там, где не мусорят и не шумят, надзиратель нужен, как летошний снег. Лишний он.

— Ты не лишняя! Ты никогда, слышишь, никогда не будешь лишней! — крикнула итальянка, спугнув стайку суетливых воробьев, облюбовавших куст черешни. — Кто внушил тебе эту вопиющую глупость?!

Чего греха таить, Клеопатра горазда забивать свою светлую головку вопиющими глупостями, в чем она тут же и созналась, не желая возводить напраслину ни на Хранительницу, ни на кого-либо еще. Однако Джулия пообещала, что с японкой на всякий случай переговорит.

— Твоя судьба устроится наилучшим образом, верь слову. А пока отложи попечение и лови момент. Carpe diem, моя дорогая! Весна в волшебном саду событие столь же редкое, сколь и грандиозное, а по величине и размаху может поспорить разве с рождением звезды во вселенной.

Не сказать, чтобы Клеопатра моментально ободрилась, но краски и ароматы она определенно начала воспринимать острее. Включилось на полную мощность и без того усердствующее солнце, накатили отрезвляющей волною соловьиные серенады; как по команде, полопались на деревьях почки, и кенийке показалось, будто она до сей минуты находилась в глухом бункере и только-только выбралась на свет, чтобы созерцать торжество пробуждающейся природы.

А Джулия ускакала куда-то вглубь насаждений, напевая Моцарта и воодушевленно посвечиваясь. Каждый таинственный шорох, каждая призывная трель находили живейший отклик в ее душе. То и дело попадался на пути крупный благоухающий цветок, или полосатая свита пчел во главе с пчелиным предводителем, или облаченные в порфиру подрастающие вишни. И всякий раз девушка вздрагивала, издавая невесомое «ах!», а на лице безотчетно расцветала улыбка.

Аризу Кей уже давно как отложила инструменты и чертежи и вместе с Елизаветой предавалась заслуженному отдыху за чашкой крепкого чая. По румянцу на щеках японки да по умиротворенным ее чертам читалось выздоровление, какое, вполне естественно, должно было настать с возрождением сада.

— Когда я занимаюсь каллиграфией, — говорила она, — я крайне серьезна, но цель моя не в том, чтобы заткнуть за пояс выдающихся мастеров. Это лишь стезя духовного усовершенствования.[59]

— А-а-а, — отзывалась Лиза, желая произвести впечатление благодарной слушательницы, и потому слушая в оба. — Но что же, в таком случае, ваши вычисления и проекты?..

— Тренировка ума, мой друг. Ум также требует пищи.

— Пищи требует не только ум! — ввернула Венто, сунув голову в окошко беседки. — По дороге сюда я видела детишек, и они сдирали кору с молодого деревца, намереваясь, судя по их словам, добыть древесного сока.

— Ах, я разиня! — всплеснула руками та. — Совсем о них, бедняжках, запамятовала! Поглядим, выйдет ли у меня с доставкою порций, как в эру перед декадансом, — с хитрецою подмигнула она Елизавете и, произведя плавный жест, отставила чашку, чтобы с опекунской расторопностью покинуть беседку.

— Когда я сказала, что дети терзают ее деревья, она даже бровью не повела. Вот что я называю железной выдержкой! — хихикнула Джулия, усевшись напротив Лизы и проведя пальцем по выпуклому рисунку на блюдце.

— А по-моему, тут не в выдержке дело, — философски изрекла та. — По-моему, незлобивость — нормальное состояние каждого человека. И меня ничуть не удивляет, что данное качество присуще Аризу-сан.

Итальянка пожала плечами, заметив, что даже Лиза, в чьих патриотических чувствах не приходилось сомневаться, переняла у детей манеру адресоваться к хранительнице, используя суффикс «сан».

Кристиан непременно решил, что от нареченной своей сестры не будет отдаляться ни на шаг, но в последнее время обстоятельства складывались явно не в его пользу. Только он окружит Джулию заботой и лаской, как она тотчас же испаряется под каким-нибудь маловажным предлогом: для того, якобы, чтоб не пропустить цветение главного дерева в центре сада, или с тем, чтобы повидаться с Клеопатрой. Вот и сейчас его черный силуэт мелькал на фоне зеленеющих кустарников и розовых, низко опущенных шапок сакур; его черные туфли без особого проку попирали блистающую росой траву; от его звучного голоса взвивались в воздух, коим он намеревался дышать вместе со своею ученицей, золотистые щурки да лимонные канарейки. А Джулии словно след простыл. Зато Кимура без труда различил среди стволов гибкий стан африканки, к которой и поспешил, не теряя ни минуты. Клеопатра возилась с гирляндами, развешивая их по ветвям в честь праздника с непроговариваемым названием, намеченного сегодня на послезакатный час, и человек-в-черном немало смутил ее своим внезапным появлением, резкими интонациями и чеканным слогом. Он, видите ли, хочет знать, где носит Джулию Венто и отчего ее нет с кенийкой. Он будет весьма признателен, если Клеопатра укажет точные координаты ее местопребывания, и сочтет за любезность, если ответ последует без проволочек. Чернокожая блюстительница порядка немедленно насупилась и напустила на себя неприступную строгость, так что ответа от нее теперь можно было дождаться с тем же успехом, что и от монолитной скалы. В общем, Кристиан попал впросак, однако задабривать ее улыбками, чтобы вновь снискать расположение, даже и не думал. А направился вместо этого к белой пагоде, где, по его разумению, итальянку и хранительницу можно было запросто застать за чаёвничаньем. Раздражение его с каждым шагом нарастало, хотя причин к тому практически не имелось. Разве Джулия не сама себе госпожа? Разве он тщился завоевать ее, чтобы затем отнять у нее свободу?