Каллиграфия - [120]

* * *

Аризу Кей искренне сопереживала своему корейскому другу, от души одобряя его сердечную склонность, однако ложкой дегтя, как всегда, был непокладистый характер Джулии. Попробуй, ублажи ее!

— Обещай, что будешь предусмотрителен, — сказала хранительница, передавая Кристиану очередное свое транспортирующее устройство. — Если она заартачится, хватай ее и без дальних разговоров — на виллу к вашему греку. Чует мое сердце, ему крайне необходима поддержка. В твоей табличке имеется голосовое устройство. Просто назови адрес, и она перенесет вас в нужное место.

— От всей души благодарю! — поклонился Кристиан. — Знать бы еще, как извести это неистребимое чувство вины, которое гложет меня с тех пор, как мы отправились в экспедицию по пустошам и деревням Крита. Образ Джулии неизгладимо запечатлелся в моей душе, но я не могу отделаться от мысли, что все мои попытки упростить затянувшееся наше путешествие, напротив, всё только усложняют. И стоит лишь на секунду в уме моем промелькнуть уверенности, что вот, ты ее покорил, ты можешь положиться на ее привязанность, как Джулия вновь выкидывает фортель.

— Понимаю, понимаю. Но не падай духом! Однажды вы помиритесь, станете не разлей вода, тогда ты и попомнишь мои слова.

— Они как бальзам на рану!

— Что еще я могу для тебя сделать? — раздумчиво сказала Аризу Кей, оглядывая его с ног до головы. — Кристиан Кимура — и без плаща… — она поцокала языком. — Не комильфо! Помнишь, ты как-то привозил мне свой старый френч? Я его заштопала, отутюжила — он теперь как новенький.

— О, не стоило беспокоиться!

— Бери, пока дают, — изобразив милую улыбку, сказала хранительница, и, едва она махнула рукой, перед Кристианом на вешалке повисло его давнишнее облачение.

— Твоя щедрость не знает границ, ты всегда отдаешь, — чуть ли не с укоризной заметил он. — Но я никогда не видел, чтобы ты что-нибудь брала…

— Ой-ой-ой, вот только не надо причислять меня к лику святых!

— Я испытываю серьезное беспокойство за твой сад. Он буквально разваливается!

— Восстановим! — беспечно отозвалась японка.

— Может, тебе нужны ресурсы извне? Какая-нибудь помощь? Хорошенько подумай, прежде чем отказываться.

— У нас тут свой круговорот в природе, так что восстановимся мы самостоятельно. Когда вы упечете за решетку этих ваших мафиози, добро пожаловать на ханами[52]. Праздник будет грандиозный, побей меня гром!

Детвора вокруг них оживилась и загомонила — видно, заразилась энтузиазмом хранительницы. Кристиан пожал плечами.

— Что ж, ладно, будь по-твоему, — и, обратившись к беженцам: — Не поминайте лихом, друзья!

А те, как один, пожелали ему счастливого пути и на прощанье понасовали в руку засохших цветов.

— Обязательно возвращайтесь на виллу! Слышишь? Дай слово! — встрепенулась Аризу Кей, когда он приготовился жать на кнопку.

— Как только, так сразу, — пообещал Кимура, недоумевая, отчего она так на этом настаивает, и растворился в насыщенном влагой воздухе.

Материализовался он на каком-то безымянном взгорье, откуда видать было окрест на десятки километров. За косогором, догорая, рдело солнце, а в сосновом лесу, что тянулся вниз по склону холма, разухались совы да тоскливо завывал волк.

«И куда эта Джулия запропастилась?» — нервничал Кристиан, оглядывая долину. Ему совсем не улыбалось провести здесь ночь. Вокруг вились полчища комаров, и от их нескончаемого писка гудела голова, а с востока на лес надвигалась внушительная туча.

Он бегом спустился на луг, освещаемый бардовой полоскою над частоколом крон, и, споткнувшись о кочку, чуть не вспахал носом землю. Трава доставала ему по пояс, оранжевые соцветия ударялись о плащ, оставляя пятна пыльцы; а сиреневые метелки иван-чая колыхались от ветра и заслоняли обзор. На миг Кристиану показалось, будто на противоположном конце луга кто-то движется. Он ускорил шаг. Успокаивающе прожужжал над ухом и удалился в чапыжник величавый шмель, хлестнула по лицу раз-другой плетка душистого иван-чая. Движение, которое приметил поначалу человек-в-черном, прекратилось. Кто-то всматривался в него, всматривался опасливо и недоверчиво.

«Что ж, подожду, — решил он, не без тревоги наблюдая за скатывающимся в ельник багровеющим шаром. — Не хочу ее спугнуть». В том, что в зарослях притаилась Джулия, он уверился, будучи от нее еще на порядочном расстоянии.

Минута обоюдного молчания и бездвижия протекла для него, как час. Бешено колотилось сердце. Потом, сквозь мерное стрекотание сверчков и непрекращающийся комариный звон, он услыхал, вернее, ему почудилось, будто со стороны окутанного тенью кустарника не него мчится суховей. Зашуршали, пригибаясь, кипрей и полынь; легко-легко коснулись земли торопливые шаги, и вдруг что-то теплое и мягкое припало к нему, прижалось и обняло изо всей силы. И он, настигнутый волною неизъяснимой нежности, сомкнул объятия в ответ, погрузившись лицом в почти невесомую копну вьющихся волос.

— О, как же я извелся, пытаясь тебя найти!

— Я поступила глупо, ужасно глупо и непоследовательно! Простите меня, сэнсэй! — всхлипнула Джулия, чувствуя, что сжимают ее точно стальным обручем, и впервые радуясь этому ощущению.