Каллиграф - [29]

Я пулей вылетел из студии, остановившись только для того, чтобы захватить с собой лежавшие на обеденном столе ключи, не осмеливаясь еще раз выглянуть в окно, кубарем скатился вниз, по ступенькам (черт бы их побрал), и понесся по мостовой прямиком к магазину Роя. Я вихрем ворвался внутрь и рванул к прилавку:

– Рой, я… мне нужны самые лучшие апельсины какие только у тебя найдутся. Прямо сейчас. И еще один лайм – дюжину – то есть апельсинов дюжину я хотел сказать – и у меня нет времени их взвешивать, давай я просто возьму их в долг, а рассчитаемся завтра, или позже, когда скажешь, можешь добавить обычные пять процентов за задержку оплаты, как в ночное время, или сколько сочтешь нужным…

– Ой-е-е-ей. Спокойно, мистер Джексон. Спокойнее. Дышите глубже. Не надо паники. И не надо бросаться словами о надбавках и доплатах.

– Рой, где у тебя эти чертовы апельсины?

– Там же, где всегда, мистер Джексон, – на полке с фруктами снаружи. Вы пробежали мимо них, когда спешили сюда. Все так делают.

Я вышел из магазина и начал лихорадочно подбирать лучшие апельсины из ящика.

Рой остановился в дверном проеме:

– Очередная прекрасная юная леди, поэтому такая срочность, мистер Джексон? А ведь неделя еще только началась… А что, она сходит с ума по апельсинам?

– Рой, серьезно: могу я взять вот эти апельсины? Я, правда, никак не могу задерживаться.

– Угощайтесь. Приятно, когда товар уходит так быстро, – хихикнул он.

– Буду иметь в виду.

Я помчался обратно, пересек улицу, дрожащими пальцами вставил ключ в замок большой черной входной двери, побежал наверх, в квартиру, через холл, на кухню. Там я быстро вымыл руки и торопливо, яростно начал резать, жать, выдавливать сок, пока, наконец, лайм и все эти апельсины не превратились в напиток, который немедленно был отправлен в кувшине прямо в морозильник.

Потом я скинул одежду, стянув рабочую тунику через голову, а джинсы стряхнув с ног прямо на пол, как это делал перед сном. Я нырнул в душ. То обжигаясь кипятком, то застывая от ледяной воды, я кое-как освежился, затем наскоро вытерся и выскочил из ванной. Натянув любимые шорты и свежую, только что постиранную, молочно-белую рубашку с короткими рукавами, я ринулся назад, в прихожую.

Свежий апельсиновый сок с капелькой лайма – идеальное средство, чтобы освежиться и произвести впечатление на избранницу.

Еще одна, последняя проверка – я рванулся назад, к окну студии.

Она ушла!

О, черт!

Нет. Постойте!

Она просто сменила место. Она просто сменила место! Теперь она лежала на скамейке прямо под моим окном. Боже мой. Но сколько времени у меня еще есть? Я взглянул на предательски переменчивое небо. Серая тень облаков-разрушителей уже надвигалась с запада.

На этот раз я преодолел лестницу как чемпион по прыжкам через коня, уверенно опираясь руками на перила и совершая резкий прыжок на каждом повороте. Рюкзак больно бил меня по спине. Я вылетел из входной двери, сандалии шлепали по ступням, как ласты обезумевшего тюленя, пока я мчался по Бристоль Гарденс – поворот налево, к входу в общественный сад.

Который был закрыт.

О, боже, только не это! Неужели такова участь человека – всегда переживать разочарования и потрясения, впадая в праведный гнев при столкновении с явной несправедливостью?

Некоторое время я стоял недвижно, застыв посреди улицы Формоза, как долго странствовавший турист, растерянно жмурящийся от летнего солнца перед галереей Уффици: «Закрыто до следующего года из-за срочных реставрационных работ». Широкие, белые, непреодолимые двойные ворота примерно три с половиной метра высотой, насмехались надо мной, ярко сверкая на солнце. Ничего другого не оставалось. Мне придется проделать долгий путь, обогнув весь сад, чтобы войти через другой вход, с противоположной стороны. Я развернулся и рванул в обратном направлении, вверх по холму.

И вот наконец я вступаю в рай: внешне спокойный и невозмутимый, но мое сердце бешено колотится о ребра, как о прутья клетки. Я на пути к открытому участку сада, огибаю деревья, ступаю по траве, раздвигая ветви каштанов, еще немного – и вот она. Вот она – Венера с подушкой на скамейке.

В пятидесяти шагах от нее я намеренно хрустнул гравием. Она подняла глаза. Я ступил на траву и медленно пошел через лужайку, разделявшую нас. Черный кот лизал белую лапу.

Чертов свежий апельсиновый сок!

О чем, ну, о чем, ну, о чем я думал? Только полный идиот может предложить незнакомой женщине – с которой никогда не встречался, которую видит в первый раз, и то издалека, – угоститься апельсиновым соком? Какого черта я делаю? Она была передо мной: невинная женщина, занятая своими мыслями и делами, вполне счастливая, не нуждающаяся в мужском внимании, она хочет читать, хочет наслаждаться солнечным теплом и светом, хочет просто жить собственной жизнью. И вот он я… Что в меня вселилось? Бога ради, повернись назад, задай себе вопрос: что должна подумать женщина, когда какой-то неизвестно откуда взявшийся обормот врывается в ее ясный и безмятежный день и навязывает дурацкую идею пикника со свежим апельсиновым соком, и у него в рюкзаке не только кувшин с холодным напитком, но и два –