Калигула - [26]

— Ты их видел? — спросил Гай.

— Их никто никогда не видел, — улыбнулся жрец.

Ему представилось, как его ответ запечатлеется в будущем.

— Они похоронены под горой песка. Я читал надписи. Эти корабли не плавали по морям. Они представляют собой путешествие человека с берега Материи на берег Духа. Потому что, слушай внимательно, в тебе заключены три силы. Первая — это энергия, что движет твоё тело, пока ты жив, — ба. Вторая — энергия твоего ума, ка, которая проникает повсюду, как солнечные лучи. А третья — анх, неуловимый и неуязвимый дух.

Германик со своим сыном уже привыкли к этой архаичной, торжественной, почерпнутой из книг греческой речи, усеянной редкими словами, пришедшими из глубины веков. И пока взмахи вёсел гнали лодку по течению к устью, жрец сказал:

— Ты спросил меня, как проходит великий ритуал. А я тебе отвечу, что он никогда не проходит. Великий ритуал — это символ того, чего не видят телесные глаза, того, что иногда может открыть только анх, дух. На закате процессия выходит из храма и спускается в озеро. Все одеты в чистые белые льняные одежды. У мужчин выбриты головы — символ размышления. Девушки усыпают им путь цветами, несут колосья и благовония, потому что Исида — это обновляющаяся природа, цветение, и ей посвящён сикомор, не подверженное гниению дерево. Женщины идут в лёгких покрывалах на голове, в позолоченных сандалиях и ожерельях, потому что Исида — это разум, открывающий все искусства. Хоры юношей, кимвалы, серпообразные арфы, бронзовые, серебряные и золотые систры добавляют гармонию своих звуков и смешиваются с мощным действием священных благовоний. Потому что Исида — это золотая Владычица музыки, как говорят надписи в Юнит-Тенторе. И нужно знать, что среди сорока четырёх книг Знания две посвящены мелодиям великого ритуала. Наконец верховный жрец выносит золотой ковчег, и ты видишь свернувшуюся на крышке золотую кобру, потому что Исида — это знание, подавляющее хитрость. Но ковчег пуст, потому что содержит идею божества, не имеющего ни формы, ни лица, ни пределов. Процессия со светильниками и факелами подходит к кораблям. На Ме-се-кет поднимаются последователи культа; а на Ма-не-джет, священный золотой корабль, не имеющий ни вёсел, ни паруса, а только огромный руль, поднимаются фар-хаоуи и жрецы. Фар-хаоуи берётся за руль и направляет нос судна к полной луне, что появляется из пустыни. Потому что Исида — это жизнь, возрождающаяся из смерти, она несёт на голове диск в виде луны, которая каждый месяц возвращается. И он открывает Золотые Ворота невидимого мира, где отдыхают умершие, которых ты так любил.

— Благодарю тебя за эту поездку, — шепнул Гай отцу.

Говоря так, он ещё не знал, насколько неизгладимо всё это запечатлеется в его будущем.

Германик ответил:

— У подножия Альбанских гор близ Рима есть маленькое круглое озерцо — говорят, что это жерло уснувшего вулкана. В это озеро тоже не впадает никакая река, но его воды никогда не убывают. Его называют lacus Nemorensis — «лесное озеро»[19]. Мы побываем там, — пообещал он.

Но вдруг ему вспомнился позолоченный корабль, который, по словам некоторых возмущённых сенаторов, видели на Ниле в мятежные дни Марка Антония и Клеопатры, и он осторожно спросил жреца:

— Тебе не довелось принять участие в этом ритуале?

Тот ответил утвердительно.

— Но с тех пор прошло много времени. Последний раз он выполнялся в Саисе.

Германик видел, что в этом ответе кроются невысказанные мысли, и понял, что можно проявить настойчивость:

— Знаешь, кто выполнял его в последний раз?

— Ты хочешь знать его имя. У меня нет причин скрывать его. Он и его женщина были последними царями. Мне запала в память та славная ночь, потому что оба они умерли.

Старик повернулся к мальчику:

— Твой отец хочет знать имя. Вместе с Клеопатрой, царицей Египта, был один римлянин, которому Рим казался тюрьмой, — Марк Антоний.

Охваченный волнением Германик не сумел скрыть своих чувств.

— Ты видел его вблизи?

— Теперь только я один ношу перед мысленным взором ту ночь. Римлянин был сильный человек, и он много сражался в своей жизни. Он был высокого роста, как ты, и немного похож на тебя, хотя ты и грек, как сам говоришь. Но когда я его видел, он был старше и не такой терпеливый, как ты. Я получил почётное право подняться на корабль последователей Ме-се-кет, я был на вёслах, совсем рядом, когда римлянин взялся за руль священного корабля Ма-не-джет, который мы толкали. Я видел его руку, сильную руку, которая сжимала вместе с рычагом руля прекраснейшую руку царицы, её тонкие пальцы. Как сейчас помню их соединённые руки.

— Ты говорил с ними?

— Нет, я не мог. Я был слишком молод, почти как твой сын, и все ступени посвящения были для меня ещё впереди. Я слышал его голос, громкий голос, который бы услышали воины в сражении, но в ту ночь он звучал тихо. Его война была проиграна, и по морю приближался Август. Наши наставники учат внимательно слушать голоса, и голос Марка Антония, когда он читал молитву, был голосом очень усталого человека. Но он бежал не от страха. Как истинно сильного воина, после стольких лет сражений его тошнило от войны. Я видел их обоих, как сейчас вижу тебя и твоего сына, — его и царицу с соединёнными руками, его рука лежала на её руке, как я уже сказал, и направляла золочёный нос корабля к той точке горизонта, где белел ореол луны. Они смотрели туда, и ничто не могло их оторвать. Их тела касались друг друга сквозь священные льняные одежды. И все мы думали, что даже смерть не сможет разлучить их. По сути дела, они вместе шли к смерти и, наверное, уже решили… И меня печалит, что нынче многое оболгали. Август хотел всё знать и послал в страну своих спекуляторов